Иеромонах Алексий Оконешников: стезя служителя и долг гражданина

Авторы:


Самое главное, Чело века
Темы: , , , , , .

Его вернул нам из забытья известный автор исторических повествований Валентин Пикуль, который в своём романе «Крейсера» рассказал о морском священнике с российского корабля «Рюрик», принявшего героическую гибель в русско-японской войне. Случилось это в неравном бою при Фузане, в августе 1904 года. Выведенный романистом под фамилией Конечников иеромонах на самом деле был реальной личностью – якутянином Алексеем Оконешниковым.

Когда мне удалось поближе познакомиться с необычной и непростой биографией священнослужителя, то его судьба, в которой воедино слились беззаветное служение вере и Отечеству, героизм и человеческая трагедия, произвела на меня столь большое впечатление, что я написал драму «Одиссея инока якуцкого». Так отец Алексий стал главным героем спектакля, поставленного на сцене Русского драматического театра в год 2000-летия Христианства.

 

Чем же он был необыкновенен? Прежде всего – неуёмной тягой к вере и знаниям. А иначе как объяснить, что 14-летний мальчишка из глухого северного улуса (так и напрашивается сравнение с Ломоносовым) пришёл пешком в самые лютые морозы в Якутск с далёкой Колымы, по меньшей мере, за полторы тысячи вёрст. И только для того, чтобы продолжить своё образование и начать служение православию.

Случилось это в 1887 году. Видимо, Василий (так его звали в миру) к тому времени уже неплохо владел грамотой (упоминают, что его «учил какой-то политссыльный»), поскольку был принят в Якутское миссионерское училище. Успешно закончив его и послужив недолгое время псаломщиком Вилюйского Николаевского собора, он поступил в Казанскую учительскую семинарию, а затем на миссионерские курсы при Казанской духовной академии. В это же время Оконешников активно занимался переводами церковных книг на якутский язык, а также изучал английский, который через несколько лет освоил в совершенстве.

32_2012_14_odissea10

О том, что он был человеком способным и деятельным свидетельствует факт, зафиксированный в документах епархии: вскоре после возвращения отца Алексия в Якутск и направления на службу в «двухклассную» (по тем временам – высшую по статусу) церковно-приходскую школу, Оконешников «ввиду благоплодных занятий» был назначен директором этой школы. О востребованности его образованности, воспитанности и порядочности говорит то, что одновременно со школой ему были доверены должности казначея Спасского монастыря и эконома архиерейского дома.

Казалось бы, «карьера» иеромонаха Алексия (ему на то время не исполнилось и тридцати лет), складывалась в родном Якутске более чем благополучно, но, видимо, было в нём нечто такое, что не давало засиживаться на местах, которые для иных могли быть пределом мечтаний.

Узнав в 1903 году, что Императорский военно-морской флот объявил о наборе корабельных священников, знающих английский язык, он подал прошение, прошёл положенные испытания и был зачислен в команду крейсера «Рюрик», входящего в состав Владивостокской эскадры. Отношения России с Японией к тому времени уже настолько испортились, что, думается, Оконешников не мог не предполагать, что будущие военные действия – не за горами и его вполне может ожидать смертельная опасность. К тому же он был совершенно «сухопутным» человеком и, возможно, даже никогда не видел моря. Тем не менее, Алексий принял такое решение. Мы можем сейчас только предполагать, чем это было продиктовано, что его подвигло ступить на палубу военного корабля – Божественное откровение, патриотический порыв или желание испытать себя в горниле войны? Но, в любом случае, подобный поступок нельзя не назвать решительным и мужественным. Известие о нём, вне сомнения, всколыхнуло тихий провинциальный Якутск.

Война началась буквально через считанные месяцы, и случилось так, что именно «Рюрик» вступил в неё одним из самых первых и пал одной из самых первых жертв. Почти за 300 дней до печально знаменитого сражения при Цусиме и героической гибели воспетого в песне «Варяга», «Рюрик» стал предтечей трагедии русского флота на Дальневосточных рубежах.

Случилось это в августе 1904 года. Владивостокская эскадра в составе крейсеров «Рюрик», «Россия» и «Громобой» вышла из своего порта, чтобы в условном месте, как говорят военные, «на параллели Фузана» встретиться с главными силами (шесть броненосцев и один крейсер), базировавшимися в Порт-Артуре, и помочь всем вместе уйти на восток. Дело в том, что японцы окружили гавань Порт-Артура и начали массированный обстрел кораблей в гавани. Находиться там дальше было нельзя. Однако русские броненосцы при попытке выйти в открытый океан в упорном бою не сумели преодолеть сопротивление японцев и вынуждены были вернуться назад в гавань.

32_2012_14_odissea

Владивостокские крейсеры не успели вовремя получить об этом известия, и когда они вышли к Фузану, их там встретила… эскадра японского адмирала Камимуры, значительно превосходящая по силам. Более того, уже в начале боя стало понятно, что по качеству боеприпасов, направленности их действия и выучке артиллерийских расчётов россияне также заметно уступают противнику. «Владивостокцы» попытались выйти из-под массированного огня японцев и, используя некоторое преимущество в скорости, оторваться от преследования. И именно в этот момент взрывом одного из снарядов заклинило рулевую систему «Рюрика». Корабль потерял управление, начал описывать круги и превратился в лёгкую мишень для врага. «России» и «Громобою» удалось-таки вырваться из японских клешней, но зато, обозлённые этим, они обрушили всю мощь своих пушек на «Рюрика», превратив его скоро в изуродованный корпус с разбитыми умолкнувшими орудиями и практически снесёнными напрочь надстройками.

И в этом пылающем аду с залитыми кровью палубами, ставшем местом гибели всех старших офицеров и сотен простых моряков, как писали позже газеты, «о. Алексий проявил чудеса храбрости». По уставу, во время боя он должен был всего-навсего готовить повязки в лазарете и «утешать раненых», но Оконешников не раз выходил на верхнюю палубу и, как мог, поднимал боевой дух матросов.

«Когда он помогал во временном лазарете доктору Брайншвейгу перевязывать раненых, туда влетел снаряд. Силой взрыва Оконешников был отброшен на парусиновую переборку, пробил её головой и на какое-то время потерял сознание. Придя в себя от контузий, они с доктором снова занялись ранеными. А когда на крейсере вспыхнул пожар, одним из первых бросился его тушить. При этом его длинные волосы настолько обгорели, что ему впоследствии пришлось обрить голову…»

Понимая всю безвыходность ситуации и не желая сдаваться врагу, оставшиеся несколько офицеров приняли решение открыть кингстоны и затопить крейсер.

«Когда вода хлынула в судно, о. Алексий взял образ и после общей исповеди принялся напутствовать раненых и умирающих, которые со всех сторон тянулись к нему. Эта картина была до того ужасна, что мичман Шилинг, не терявший хладнокровия даже в самые отчаянные минуты боя, не мог вынести её невыразимого ужаса и поспешил удалиться… Прежде чем подумать о собственном спасении, о. Алексий попытался спасти тяжело раненого доктора Брайншвейга… А когда он оказался на воде со спасательным кругом, то отдал его раненому матросу (хотя и сам был ранен в руку). Иеромонах был хорошим пловцом, но через какое-то время от холодной воды его начали сводить судороги. Теперь уже другие матросы помогли ему выбраться на какой-то деревянный обломок и растереть ноги…»

Когда подошёл японский корабль и начал спасать оставшихся в живых русских моряков, у Оконешникова хватило сил только на то, чтобы обвязаться верёвкой и дать возможность вытащить себя из воды.

Из 800 человек команды «Рюрика» на борт японского крейсера было поднято только 120 моряков.

32_2012_14_odissea8

По законам войны того времени священники и врачи не считались врагами и не подлежали пленению. Более того, сам командир крейсера принял Оконешникова в своей каюте и вручил ему в награду за мужество сигары, фрукты и несколько листов бумаги для письма домой.

Далее, как писали санкт-петербургские издания, «на шестые сутки о. Алексий был выпущен на свободу. Предугадывая это ещё накануне, он посоветовал лейтенанту Иванову составить донесение о подробностях боя и вызвался доставить его по назначению. Вот тут-то и пригодилась подаренная ему командиром крейсера бумага. У кого-то нашёлся карандаш, и донесение в течение ночи было составлено. Японцы два раза ночью делали обход, но, к счастью, ничего не заметили. Не заметили они его и на следующий день, когда обыскали священника».

Он спрятал донесение в вату, которая лежала на ране под повязкой. И таким образом довёз до российской границы, а затем передал в Санкт-Петербурге по назначению.

Столица встретила его как героя. Оконешников был торжественно награждён золотым наперсным крестом на георгиевской ленте.

Журналы и газеты писали: «Двенадцатого ноября в Русском Собрании при громадном стечении публики состоялось весьма интересное сообщение священнослужителя погибшего крейсера «Рюрика», иеромонаха о. Алексия о его плене у японцев. Когда лектор, ещё молодой человек, взошёл на кафедру, вся публика, наслышанная уже о проявленном им в бою поразительном мужестве, поднялась с места, как один человек, почтив его своим вставанием».

Он, наверное, и дальше мог бы пользоваться признательностью «благодарных» властей или демонстрировать монашеское смирение, но, не дождавшись никакой реакции от военной бюрократии на критические оценки боеспособности русского флота, приведённые в донесении, отец Алексий решил дать открытое интервью столичным газетам.

Если бы его голос тогда был услышан, возможно, и не было бы через полгода цусимского разгрома и вытекшего из него поражения в русско-японской войне. Но последовала другая реакция: вместо назначения, согласно его прошению, на военный корабль, Оконешников в 1906 году был отправлен священником войсковой церкви в далёкий азиатский городок Зайсан – с глаз подальше от власть предержащих. Ещё через четыре года он стал скромным преподавателем духовной семинарии в Томске, где и умер фактически в безвестности.

 

 Владимир ФЁДОРОВ

6 комментариев

  1. Замечательный материал!
    Мы многое потеряли за советский период и очень значимо восстанавливать память о прекрасных и мужественных людях дореволюционной России, не заслуженно забытых!

    • Благодарю Вас, Александр, за слова одобрения!

    • Геннадий, кто знает, может быть, у нас на Небе есть еще один святой?

  2. Как много узнаем из Логоса об удивительных потрясающих судьбах предшественников!

    • Саргылана, а о скольких еще надо рассказать! Мы так мало знаем о замечательных людях, живших до нас.

Комментарии не допускаются.