По Индигирке во времени и пространстве

Авторы:


Особая миссия, Самое главное
Темы: , , , , , , , , , , , , , , , , , , .

Самолётом из Москвы в Якутск, потом в Мому, и 300 км на лодке по бурной северной реке Индигирке… Первый день двенадцать часов до с. Куберганя. Наутро пять часов до Белой Горы тем же ходом. «Ради чего? – спрашиваю я протоиерея Максима Максимова, настоятеля Казанского храма г. Реутова Московской области, секретаря Синодальной Комиссии по канонизации святых. – Страшно было?»

— Первые десять минут. Господь так всё устроил, что как раз эти три дня, когда мы с отцом Сергием Клинцовым, настоятелем Преображенского собора г. Якутска, плыли, будто специально для нас распогодилось. До и после лил дождь, ветер свистел. И в дороге могло случиться что угодно, а мы только однажды наскочили на порог – заглох мотор. Лодку стало сносить течением, но проводники спрыгнули в воду, вытолкнули её и на вёслах догребли до острова. Нас бережно перенесли на берег. Пока мотор ремонтировали часа два, мы ходили-бродили с отцом Сергием, общались, пытались ловить рыбу. Молились, чтобы Господь нам позволил двигаться дальше.

— Комаров кормили?

— Посреди реки нет комаров, не удалось пообщаться с ними.

— И всё же, отец Максим, Вы почему приехали в Якутию? Зачем?

— Тут много составляющих есть – чисто личных, религиозных и познавательных.

— Начнём с личных…

— С детства я мечтал побывать на Индигирке, увидеть эту реку «живьём», потрогать.

26_2010_6_2

— Почему именно на Индигирку? Вы откуда слово-то такое слышали?

— Географию любил в школе и знал, что есть такая река – красивая, коварная, далёкая, северная. Можно сказать, это была моя детская мечта.

— Что включает в себя «религиозная составляющая»?

— Здесь тоже много подпунктов можно выделить. Во-первых, исторический. Это места, в которых бывали наши выдающиеся святители-миссионеры: митрополит Иннокентий (Вениаминов) и епископ Дионисий (Хитров). Они, как настоящие апостолы-мученики, пролили здесь свои пот и кровь, чтобы местные народы приняли христианство не как господствующую в империи религию, а как истинный свет Христов, который просвещает всякого человека, приходящего в мир.

И ещё хотелось своими глазами увидеть, как живут люди на севере – не быт, а то, как они любят родину, какие хранят обычаи, что для них вера в Христа и много ли верующих людей.

— А что касается познавательного аспекта?..

— Надеялся улучшить свои представления о мире. Например, я первый раз эвенков увидел. И для меня это было открытие.

 

Владыка забытый, но незабвенный

— Вы упомянули первого епископа Якутской епархии Дионисия (Хитрова). Насколько я знаю, у Вас к нему есть особый интерес?

— Да. Открылась возможность в ближайшее время переиздать письма святителя Иннокентия, которые были собраны и опубликованы в виде трёхтомного сборника ещё до революции его биографом Иваном Барсуковым. Наша задача состояла в том, чтобы сделать хороший аннотированный указатель – географический, этнический, снабдить издание словарём трудных, мало или почти неизвестных современному человеку слов. Кроме того, подготовлен большой именной указатель, поскольку круг лиц, с которыми общался владыка Иннокентий, был огромен.

Епископ Дионисий (Хитров)

Епископ Дионисий (Хитров)

В этом эпистолярном наследии особое место занимает переписка архиепископа, а потом и митрополита Иннокентия со священником Димитрием Хитровым, ставшим впоследствии епископом Дионисием. Между ними были очень дружественные, братские отношения. Часто бывает, что мы пишем другу письма, и порой преувеличиваем заслуги адресата, не видим недостатков, не вполне правильно понимаем, как он оценивается другими. Для нас человек мил, дорог, хорош. Этим наша любовь и ограничивается. И можно было бы подумать, что владыка Иннокентий, когда пишет отцу Димитрию (епископу Дионисию), тоже находится в рамках этого стандартного человеческого восприятия своего друга, с которым ему было легко, хорошо, уютно, с которым он находил общий язык.

Но одна черта святителя заставила в этом усомниться. Все отмечали, что он был скуп на похвалу. Высокопреосвященный Иннокентий считал, что хвалы, если человек её заслуживает, удостоит Господь, наша задача – не ожидая похвал, делать всё, что можно, и даже больше, для Церкви Божией, для ближних своих. Стало ясно, что отношение святителя Иннокентия к епископу Дионисию прошло через определённые испытания, было подвергнуто искушению. Владыка увидел, что отец Димитрий не просто удачный миссионер, но человек, который по внутреннему состоянию соответствовал той же волне, на которой жил он сам.

— В чём искушение?

— Дружба всегда искушается делом. И их отношения строились не с белого листа. Но они оба были свободны и от карьеризма, и от всякого покрывательства немощи другого. Владыка Иннокентий обозначил перед отцом Димитрием чёткую миссионерскую программу – составление якутского алфавита, перевод богослужебных книг и т.д. Мы же понимаем, что святитель Иннокентий не сам в прямом смысле слова сел за стол и перевёл Слово Божие на якутский язык, он продолжал миссионерствовать, путешествовать и искал помощников своему делу. Так вот первейшим из них оказался епископ Дионисий.

В их отношениях я вижу параллель с древними святыми равноапостольными братьями Кириллом и Мефодием. Роль одного и другого не может быть правильно понята, если рассматривать их деятельность по отдельности. Мы понимаем, что составил азбуку один, но заслуга в просвещении славянских народов принадлежит обоим, и Церковь их равночестно почитает.

Обидно, что имя епископа Дионисия (Хитрова) незаслуженно забыто, ведь он ни в чём ни по ревности к делу Божию, ни по благодатным дарам не уступает святителю Иннокентию.

— Сам Высокопреосвященный Иннокентий об этом писал: «В действиях наших с ним весьма много сходства: он миссионер, и я был тоже. Он трудился в переводе Священных книг на туземный язык, и я тоже. Он составил грамматику на языке, не имеющем ещё грамоты, и я тоже. Я приехал в Питер и Москву для напечатания переводов, и он тоже. Не есть ли это – указание, что он должен выехать из Питера тем же, чем и я (епископом, – прим. автора)? Правда, у него есть важная причина, не допускающая его до того. У него жена жива; но она помешана, а это почти всё равно, что умерла. Давно уже он несёт этот тяжёлый крест и, благодарение Богу, не изнемогает и не совращается на распутия мирских утешений. Что же касается до его характера, сердца, знания дела, ревности, усердия к делу и знания местных обычаев и языка, то лучше для Якутской епархии не надобно, да и не найти…»

— В устах человека бесхарактерного это прозвучало бы не так убедительно, но святителю Иннокентию не была свойственна лесть, и его оценка обретает очень высокую степень достоверности. Тут нет преувеличения.

26_2010_6_3

— Но почему же тогда до сих пор апостол Якутии епископ Дионисий не прославлен в лике святых?

— Это вопрос, который может и должен быть решён во времени, через возвращение к тому наследию, которое до сих пор игнорируется. Святителю Иннокентию наш современник ведь тоже не воздаёт должного почтения. Сказать, что для любого жителя региона, где он подвизался, это имя знакомо, а его самого воспринимают, как благодетеля, – было бы неправильно. Мы видим разрыв с традицией, уход от неё – не в плане бытовом (люди не перестали разговаривать их языком, пользоваться их трудами), а в плане религиозном. Потомки не признают их своими покровителями, патронами, теми, кто, как отцы, заботятся о своих детях.

— Можем ли мы говорить о том, что для прославления епископа Дионисия очень важна роль якутского народа?

— Именно это я и хочу сказать. Что мы имеем на данном историческом этапе? Наследие его не изучено. Память в забвении. Только на страницах энциклопедии или справочника можно найти сведения о нём. У народа нет ощущения, что по отношению к этому человеку должно испытывать благоговейное, священное чувство, какое мы ощущаем перед любым святым. Святые – это люди, совершившие свой земной подвиг, они уже находятся в радости, которую никто не отнимет. Господь обещал: «Сие сказал Я вам, да радость Моя в вас пребудет и радость ваша будет совершенна» (Ин 15, 11). Своим почитанием мы ни прибавить к этой радости, ни убавить ничего не можем. Но для живых – такая парадоксальная ситуация – это важно. Есть сокровище, которым народ может воспользоваться для своего духовного блага.

Уровень восприятия ценностей, особенно вечных, обязывает людей совершенствоваться. Мы почему святых с таким трудом видим? Потому что с трудом сами выбираемся на дорогу, которой они шли. Когда мы ступаем на новый путь, то начинаем понимать, что не всё равно, где свернуть. Спрашиваем у людей, как короче, как правильнее пройти, нет ли смертельной опасности, и если есть, то как её избежать? Мы в земной жизни ведь так ориентируем себя, правда? А в духовной – тем паче: смотрим на подвиги святых, чтобы избежать ошибок, которые могут нас привести к погибели. От людей всегда требуется большая сила, концентрация религиозного чувства, стремление к Истине. Господь нам повелевал: «Стучите, и отворят вам» (Мф 7, 7). Истина нам явлена, мы её знаем, но это знание ничего не гарантирует. Нужно ещё осуществить его в жизни.

26_2010_6_4

Вопрос ведь не в процедуре канонизации – давайте завтра соберём подписи, ведь хороший был человек, никто же возражать не будет, много сделал для якутов, правда? И в Комиссию по канонизации их подадим. Житие напишем, худо-бедно оно же известно – когда епископ Дионисий родился, какие трудности у него были, как свои подвиги совершал. Только дело прославления не в этом состоит.

Канонизация начинается с живого чувства народа, когда сам святой для него является реально близким человеком, трудами и подвигами которого люди пользуются. Иначе сама канонизация превращается в посмертное вывешивание на доску почёта. Но для гражданской памяти достаточно сведений в энциклопедии и в учебнике истории.

— Хотя и этого-то нет. Учебники очень тенденциозно написаны. Если и упоминается вскользь имя епископа Дионисия, то, очевидно, без осознания той гигантской роли, которую сыграл этот человек в истории Якутии, и тем более – о его подвигах, совершённых ради Христа и ради нас, здесь живущих.

— А нам хотелось прикоснуться к тому духу, которым жил святитель Дионисий…

— Святому Духу.

— Безусловно. Мы ехали на современных моторках, одетые в удобную лёгкую тёплую одежду, поддерживая связь как с родными, так и с теми, к кому мы направлялись. Нас там встречали. А ведь владыка Дионисий шёл так, как Господь сказал Своим ученикам: «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха, ибо трудящийся достоин пропитания. При этом: ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное; больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте» (Мф 10, 7 – 10).

 

Томление ожиданием 

— Отец Максим, Вы увидели здесь хотя бы зачатки стремления обрести такого замечательного духовного покровителя? Вернее, он у нас есть, но просто надо же выйти навстречу, открыться ему, и, что важнее, – Богу.

— О святителе Дионисии у нас с людьми не было разговоров. Но я не нашёл большой разницы между тем, что происходит в большом городе и в ваших улусах. Людей, образующих Церковь с большой буквы, как общину, как живое Тело Христово, – мало.

26_2010_6_5

— И в большом храме?

— И в большом храме тоже. Мы, например, служили в посёлочке маленьком, пришли причащаться десять-пятнадцать человек. А что, в большом городе в этот день причащалось столько же? Сомневаюсь. Был будний день. Живут люди в городе и ходят мимо храма. Он существует как бы параллельно. Кто стремится к Богу, ищет встречи с Ним, тот ждёт священника, готовится к Таинству, где бы он ни жил. Житель Момы или Белой Горы в религиозном плане ничем не обделён. А большинство горожан живёт спокойной, необременительной для себя духовной жизнью, решает текущие проблемы, и вся духовная жизнь Церкви проходит рядом, как железнодорожные составы мимо станции – туда-сюда. А человек всё стоит и никуда не движется.

Я даже сам удивился, обнаружив, что люди там, где нет храма, живут духовно более интенсивной жизнью, чем горожане, внешне религиозно благоустроенные, имеющие большой выбор храмов, священников. Кто может запретить молиться? Никто. Поститься кто запретит? Читать Слово Божие? Общаться между собой? Да никто не запретит.

Мы же не видим сейчас на приходах активных групп, которые бы боролись за открытие или восстановление храмов, выступали бы инициаторами культурно-просветительской или социальной деятельности. Все считают, что это должен сделать кто-то другой. «Я же не против, в церковь хожу раз в месяц, свечки ставлю, записки пишу, Господа не забываю», – успокаивает себя человек. Да, житель Момы больше переживает за Церковь, ему хочется быть в Ней, он стремится к большему, чем горожанин, у которого всё есть, но который живёт беззаботно, расслабленно. Потом, конечно, суровый климат понуждает людей жить больше взаимными интересами.

26_2010_6_6

Можно быть религиозно очень одарённым, но потерянным, потому что город создаёт условия, которые при всём многолюдстве делают человека несчастным, одиноким. А здесь, когда так мало людей тебя окружает, и надоесть, вроде, должны все давно, они ближе друг другу, серьёзнее относятся к себе и к жизни. Поэтому и заповедь Божию о любви к ближнему осуществляют иначе.

— Как это верно! Никогда не чувствовала себя такой одинокой, как живя в Москве. Да ещё без Бога. Тогда поняла: одиночество – это то, чего я боюсь до смерти, и то, без чего не могу жить.

— Одиночество всегда очень трудно. Но одиночество одиночеству рознь. Скажем, в монашестве человек вступает в общение с Богом, а через Бога с Его святыми, и действительно ощущает себя частью Тела Христова, Того большого духовного организма, той святыни, которую Господь создал на земле – Церкви, а через неё вступает в общение с огромным количеством людей, и живущих на земле, и пребывающих в вечности. А есть другое одиночество, когда человек живёт в многомиллионном городе, может умереть на улице, и никто этого не заметит, ни прохожие, ни соседи. Ни твоя боль, ни твоя печаль никого не колышат.

— Но всё-таки люди в глубинке священника-то наверняка хотят видеть чаще?

— Конечно. Но тут парадокс – наше желание до того, как мы обладаем предметом, и после того, как мы его получаем, очень меняется. Часто Господу угодно томить нас ожиданием. Потому что именно в этом томлении рождается в нас большее чувство и благодарности к Богу, и веры в Него, в Его Промысл. Если бы все всё получали сразу, то тут же забывали бы об этом. Как дети: им нужна игрушка, и они топают, плачут, капризничают, а к вечеру смотришь – эта игрушка поломана, выброшена. Она не нужна – не веселит и не радует. Это повторяется и в религиозной жизни. Люди от Господа требуют очень много каждый день, не рассуждая, что же им на самом деле нужно, и действительно ли само по себе обладание приносит счастье или вместе с ним наступает новая ответственность.

26_2010_6_7

Люди говорят: «Был бы у нас храм, был бы священник…» Ну, хорошо, появится у вас завтра храм и священник, а как вы будете этот храм содержать, ухаживать за его благолепием, кто будет в нём петь, кадило подавать, мыть полы, платить за отопление? Земное и небесное в нашей жизни так сложно переплетается… Господь, как сказал Иоанн Златоуст, и намерение целует, но и меру нашей готовности видит, поэтому часто томит людей долготерпением.

 

Не путать божий дар с яичницей

— А есть ли разница в вере разных народов, этнических групп, учитывая, что сейчас у нас очень сильны языческие и неоязыческие тенденции?

— С чистым язычеством мы не сталкивались. С язычниками – да, конечно, но ведь язычников и в московском метро полные вагоны едут. Начни их спрашивать: «Какой вы веры? В какого Бога верите?» – и услышите такое, к чему совсем не будете готовы, находясь в центре православной России. Вы окажетесь в таком религиозном компоте! Так же и здесь – смешение национальных, фольклорных, религиозных начал… Говорить о том, что это мир другой, не приходится. Просто он по форме, может быть, отличается, а по содержанию – примерно то же самое. Во всяком случае, в этой поездке жёсткого язычества, которое бы на нас ополчилось, мы не обнаружили.

26_2010_6_8

— Я вспомнила письмо одной юкагирки, которая жаловалась на то, что их ставят в трудное положение: сначала приезжает священник, крестит, они начинают читать Слово Божие, молиться, а потом приезжают учёные-этнографы, фольклористы и обвиняют их в том, что они предают национальную культуру и традиции…

— Отчасти мы виноваты в этом сами. Мы, русские, часто говорим о том, что православие есть наше национальное достояние. Воспринимать христианство лишь как национальное сокровище неверно. Одно дело, когда нация знает, во что она одевается, какие у неё традиции, законы общения между полами, между старшими и младшими, братьями и сёстрами, родителями и детьми. И другое – религия в том виде, в котором её открыл нам Сам Господь, как Новый Завет, Завет Бога с человеком о получении вечной жизни. Нельзя сравнивать Божий дар с яичницей. Национальное трансформируется во времени, появляется и исчезает, целые народы приходят и уходят, а Новый Завет остаётся навсегда. Он универсален для человека любой национальности, любой культуры. Христианство не просто достояние всех – каждому оно дарует не только познание мира, его фрагментов, но определяет цель и смысл жизни. Это больше, чем просто знать, что откуда вытекает и во что завтра одеваться. Смешение этих понятий и приводит к коллизии ценностей: вот мы начали читать Евангелие, а что же теперь делать с духами, которых вызывали и кормили наши предки?

26_2010_6_10

— Что людям делать?

— Какой бы ни был закон, обряд, традиция, нужно исполнять их осознанно. Потому что любое действие имеет свои последствия для нас. В древности люди были глупыми, что ли? Напридумали законов, а потом стали им подчиняться? Нет! Они своими действиями чего-то пытались добиться. Любой элемент одежды, рисунок, резьба, песни, сказания, былины отражают вполне конкретное восприятие Бога, мира, человека, того, как всё это вместе переплетается. Почему нужно приносить ту жертву, а не эту? – мы сейчас не можем объяснить, но считаем, что должны поступать определённым образом просто потому, что так положено. А кем положено? Почему, для чего? Есть национальные традиции, которые идут в полный разрез с христианством, потому что они явно свидетельствуют о неправильном представлении человека о мире и о Боге. И есть совершенно безобидные представления о мире человеческом и божественном, которые могут быть совместимы с христианством или, по крайней мере, не претендуют на богословие. Вполне понятно, что в церковь можно прийти и в национальном костюме, никто от этого в обморок не упадёт.

— У нас даже хоры в национальной якутской одежде в церкви поют.

— Но прийти в храм «кормить» огонь невозможно. Вот где граница.

— Отец Максим, но ситуация бывает иногда противоположной той, о которой мы говорили (когда есть община, люди собираются, молятся вместе, пытаются организовать социальное служение, но томит их Господь). Например, богатая компания или человек – бац, и построили храм, а ходить-то в него некому, служить некому. У нас есть храмы без священников, без активной приходской жизни. С неба падает на голову, а люди своего счастья не понимают…

26_2010_6_11

— Человеческий произвол и Божественный Промысл так хитроумно переплетаются, что на Ваш вопрос ответить так же трудно, как распутать изрядно запутанную рыбацкую сеть. Что мы понимаем под восстановлением церковной жизни, чем её измеряем? Строительством храмов или количеством верующих, стремящихся жить по заповедям Христовым и отсюда прирастающих к Церкви как таковой, неважно, где они находятся – в тундре или в тайге, в Якутске или в Москве? Для нас важно второе. А то, что люди поступают так или иначе, – это сложное сплетение Божественного Промысла, без которого ничего не может произойти, и личной воли. Мы не можем сказать, для чего храм здесь сейчас нужен, но если звёзды загораются в небе… Возможно, ради одного верующего, молитвенника этот храм был построен. А другим десяти, может быть, пока храм и не нужен…

С точки зрения бытовой нам кажется это абсурдным, непонятным. И, возможно, человек, который возгорелся желанием построить храм, неправильно поступил, потому что без смирения это сделал, подумал, что за Церковь может решить, где, когда и какой храм лучше строить. Ведь важен момент жертвоприношения. В чём суть и сложность истинной жертвы? Ты приносишь не то, что, как тебе кажется, нужно, а то, на что покажет Господь. Бог сказал Аврааму: «Принеси мне сына». И какое борение у человека было! Он мог отдать Богу своё имущество, животных, землю, что угодно – всё. Но был поставлен перед выбором. Истинная жертва и есть выбор – человек должен отдать себя на суд Господа, в волю Его.

Но и «самовольное» жертвоприношение тоже Богу приятно, хотя бы тем, что у человека рождается внутреннее переживание божественного. Ведь сооружение храма – это не строительство коровника или казино, не концерт, который зрители полтора часа слушали и забыли, это долгосрочный процесс, требующий внутренней мобилизации сил. Поэтому мы не можем гордо сказать: «Знаете, вы потрудились зря» и пойти дальше, подняв свои «просвещённые» лики. В Божественный Промысл вполне укладывается, что другие люди, увидев, как поступил человек, сделают так же. И тогда вина не того, кто построил храм там, где не надо, а тех, кто увидел этот храм, но в него не пошёл, кто мог бы построить такой же в другом месте, но не сделал этого.

Ведь богатых людей или предприятий не так уж мало, но строят храмы единицы… Если бы каждый бизнесмен построил у себя на родине храм или восстановил его, то их, по крайней мере, 100-200 уже было бы по всей Якутии. Только готовы ли к этому люди? Нет, конечно. И Божественный Промысл, и человеческое своеволие всегда присутствуют в любом деле, но где одно, где другое, мы никогда до конца не поймём. Для современников вполне достаточно делать выводы для себя лично.

 

Что попало в сети? 

— Вы из своего путешествия какие выводы сделали?

— Во-первых, я ещё раз поразился тому, насколько верующие люди трепетно относятся к священнику. Для меня самым интересным было общение, пленительные встречи. Например, в Белой Горе я познакомился с якутом Егором Ивановичем. Он рыбак, охотник, человек очень размеренного характера, не говорит пустого слова, не делает лишнего движения. Кажется, что он небыстро работает, но так много и так ловко всё делает, только удивляешься. Жизнь у него серьёзная, построенная на очень большой внутренней сосредоточенности. Это редкое качество сейчас, смотришь порой – человек в хаосе пребывает, действия его противоречат одно другому. А у Егора Ивановича всё правильно, взвешенно, он очень рассудительный. В одиночку ловит рыбу – сам гребёт, сам сети закидывает. Как он рыбу разделывает – это искусство!

Егор Иванович очень был рад нашему приезду. С отцом Сергием он встречался и ждал два года очередной встречи со священником. Представьте, ждёт человек гостей, переживает, чем их угостить. И вот он вышел на берег реки, к небу руки поднял и говорит: «Всевышний, пошли что-нибудь людям, которые едут ко мне, чтобы угостить их». Понятно, что рыба у него была – и омуль, и чиры, но он хотел чего-то особенного. Вытаскивает сеть – а там пятнадцатикилограммовая нельма.

26_2010_6_9

Ещё Егор Иванович рассказывал: сезон ловли был, рыба шла, но дождь лил и дул сильный ветер. Такая болтанка на реке, что невозможно было сеть закинуть, и никак шторм не успокаивался. Время уходило, и вот он встал на колени и взмолился: «Всевышний, дай погоду, чтобы мне хоть раз сеть закинуть». Сказал и забыл об этом. Сидит, что-то делает, и вдруг слышит, дождь перестал, ещё чуть-чуть – ветер стих, прояснело. Он всё бросил, в лодку сел, поплыл, сеть закинул, поймал, вытащил, привёз. А погода хорошая, думает: «Я сейчас ещё раз поеду», но только сел в лодку – опять ветер, тучи откуда ни возьмись, дождь. И вот христианский взгляд на вещи! Егор Иванович говорит: «Тут я вспомнил, что просил у Бога хоть бы раз порыбачить. Но какой же жадный человек, никогда не может остановиться!» Так он искренне всё рассказывал, как ребёнок. Человек без всякого лукавства живёт.

Почему владыки Иннокентий и Дионисий очень любили якутов и вообще местные народы? Они жили с таким доверием к Богу, которое не свойственно было уже в то время большинству славян. Детская преданность воле Божией и подкупала многих священнослужителей, которые ради них оставались в этом суровом климате. Священники понимали, что Господь ставит их на такое серьёзное послушание, фронт, можно сказать, с которого удрать невозможно. И многие якуты платили им ответной благодарностью и любовью. У Владыки Иннокентия в письмах часто встречаются умилительные рассказы об отношении коренных жителей к нему и о полном доверии к Богу, с которым они живут: что бы ни случилось – так, значит, и хорошо.

— Удивительно, от тех священников, которые ездят на север сегодня, я слышу то же самое – это черта, которая отличает и современных якутов, чукчей, эвенков, юкагиров. Их вера очень искренняя, чистая, детская, свободная от суеверия и обрядоверия – живое переживание Христа и себя перед Ним.

— Что во многих регионах, которые мы считаем более религиозно «благополучными», отсутствует.

— Есть обряд и национальная культурная традиция…

— Да, национальное богатство и этнокультурная принадлежность. А здесь – вера.

— Поэтому я не теряю надежду, что епископ Дионисий будет канонизирован и исполнятся слова Ивана Барсукова: «С течением времени история выяснит то великое значение, какое имел Преосвященный Дионисий среди якутов, тунгусов, чукчей и юкагир». Ведь это важно не для святого, а для нас.

 

Беседу вела Ирина ДМИТРИЕВА

Этот материал был напечатан в газете «Якутия» в 2008 году, но, работая над темой нынешнего «Логоса», мы поняли, что он актуален и сегодня.

2 комментария

  1. Святое время было со святыми людьми!

    • Интересно, есть ли о. Максим в фэйсбуке? Ему бы ссылочку дать!

Комментарии не допускаются.