Что мне не нравится в православии?

Диалог с сомневающимся

Авторы:


Спор-площадка
Темы: , , , , .
Есть необычный православный журнал для неверующих и сомневающихся. Его соредакторы – Владимир Легойда, доцент кафедры мировой литературы и культуры МГИМО МИД РФ, и по совместительству, член Ареопага в передаче «Умники и умницы», а также известный журналист Владимир Гурболиков. В том, что все материалы «Фомы» интересны, написаны живым языком, вы можете убедиться, побывав на его сайте. А мы вам предлагаем почитать то, чего в сети еще нет. Этот материал был напечатан в газете «Приложение к журналу «Фома» (№ 27, декабрь 2001). В необъятном море интернета существует весьма любопытная конференция «Форум диакона Андрея Кураева». Примечательно, что среди тех, кто «посещает» Форум – очень много неправославных. Редакция «Фомы» обратилась к участникам этой конференции с просьбой изложить их «претензии к православию» – те причины, по которым люди не хотят идти в Церковь. Мы публикуем начало одного из таких писем, написанных на нашу тему, вместе с ответом редакции – в надежде продолжить диалог как с автором письма, так и с любым из наших читателей – тех, кто пожелает высказаться по данной теме.

Уважаемые участники!

Меня крайне заинтересовала постановка вопроса в этой теме, поэтому я хотел бы изложить свою позицию.

 1. Православие хочет отобрать у меня уверенность в спасении; как известно, уверенность в победе – это половина победы, значит, православие хочет отнять у меня половину победы.

2. Я органически не выношу обрядов, поскольку воспринимаю это как привнесение искусственности и формализма в духовную жизнь. Я ощущаю это как нож в спину естественности и детской непосредственности. (Представляю, как отнеслась бы моя жена к попытке регламентировать нашу любовь….)

3. Православие предлагает мне акцентировать внимание на борьбе с грехами (пусть с помощью Божией, но СВОЕЙ борьбе).

— Я слабее греха, поэтому любой акцент внимания на нем (положительный или отрицательный) приведет к тому, что грех затянет меня в себя и победит меня.

— Мое «я» должно вообще умереть, а не заниматься борьбой с самим собой. Сам себя только Мюнхгаузен из болота вытаскивал. Я не хочу давать своему «я» поле дея­тельности ни в чем. Я хочу акцентировать внимание на Господе, и верю, что так Он изменит меня Духом Святым.

Итак, принять православие для меня означает воскресить свое «я» и отправиться в «теплые» объятия греха.

Это так, основное восприятие моего сердца. Вы, конечно, можете не согласиться, предложить мне самому убедиться, что это не так, но чтобы действительно убедиться, нужно много времени этому посвятить. Это в принципе возможно, но тогда нужны очень веские основания, которых нет, скорее наоборот. Пробовать же все подряд я не хочу.

И последнее. Я не приемлю православие лично для себя, но это не значит, что я не приемлю его для других. Кто я такой, чтобы указывать Богу, как Ему вести других людей? Если Бог на данном этапе хочет Вас провести че­рез православие, Ему виднее.

Сергей ГОРДИЕВСКИЙ, г. Москва

Владимир Легойда. Фото: pravkuban.ru

Владимир Легойда. Фото: pravkuban.ru

 

Уважаемый Сергей!

Попытаюсь ответить Вам на Ваши рассуждения в той же последовательности.

1. Православие не только не отбирает уверенности в спасении, но, напротив, ДАРУЕТ такую уверенность. Ведь, став православным, я становлюсь УВЕРЕННЫМ, что СПАСЕНИЕ ЕСТЬ, что я не потерян, что жизнь не бессмысленна. А если бы Церковь хотела «отобрать уверенность в спасении», подумайте, нашла ли бы она хоть одного приверженца за все время своего существования?

По сути же весь вопрос в том, что подразумевать под «уверенностью в спасении». Конечно, если стопроцентную га­рантию, «талон на проход в Царство Небесное», то такую уверенность, наверное, отбирает, так как Православная Церковь сразу говорит: Бог спасает нас не без нас. Он не может спасти нас против нашей воли и без наших дел (без которых, как изве­стно, мертва вера).

По большому же счету, спасение есть Тайна, тайна Бога, который добровольно, а не по заслугам человека, это спасение людям дарит. Уверенность в спасении для меня есть уверенность в рождении в вечную жизнь. Только вот я не знаю, какой подарок получу на день рождения…

 

2. Я, также как и Вы, не люблю формализма и искусственности в духовной жизни. Вместе с тем, так ли уж правильно считать, что формализм и искусственность привнесены в Церковь обрядами?

Возьмите для примера каждение в Православной Церкви. Конечно, если не знать смысла его, то кажется, что просто человек ходит по храму и машет какой-то железной чашечкой на цепочке, а из чашечки валит дым – в общем, что-то там воскуряет. Да, еще при этом кланяется стоящим в храме людям, а они кланяются ему в ответ. А ведь смысл этого простого действия – каждение перед образом и подобием Божиим, которым, согласно Библии, и является человек. Этому образу и кланяет­ся священник или диакон. Из уважения к этому же образу в свя­щеннослужителях склоняют головы и люди в церкви. Что плохого или искусственного в этом обряде?

1_2003_8_4

Обряды – это внешнее выражение внутреннего содер­жания религиозной традиции. Без них не обходится ни одна религия. Более того, ни один верующий человек не обходится без обрядов. Даже если кто-то не принадлежит к какой-либо кон­кретной религиозной традиции, у него все равно есть некоторые внешние формы выражения своих верований. И чем бога­че внутренний мир веры, тем глубже, насыщеннее символами будут и обряды.

И в этом смысле православные обряды намного богаче и выразительнее многих других религиозных обрядов. Сравните православное богослужение, например, с языческими ритуальными плясками вокруг костра. Стоит ли объяснять, в какой традиции внутреннее содержание богаче?

А формализм и искусственность проистекают изнутри, исходят от самого человека, зависят от того, сколько сердца он вкладывает в ритуал.

Здесь важно помнить, что православное богослужение не есть какое-то театральное представление, которое нужно посетить, непременно отметиться. Православный христианин ПРИНИМАЕТ УЧАСТИЕ в службе, служит, если угодно, вместе со священнослужителями, вместе молится с ними Богу. И молитва эта очень трепетна, дерзновенна и сильна. Чтобы убе­диться в этом, достаточно хотя бы один раз всерьез ПЕРЕЖИТЬ Литургию, не «отстоять», не «присутствовать на», а ПРОЖИТЬ. Почувствовать, как Вашей личной мольбой исходит из сердца прошение ектиньи «Да избавиться нам от всякия скорби, гнева и нужды у Господа просим». И вместе с хором повторить «Господи, помилуй!» Не знаю, как у Вас, а у меня почти каждый раз при этих словах сердце начинает радостно биться, а скорченная душа разворачивается в надежде…

Конечно, Вы совершенно правы в том, что глупо и неле­по регламентировать любовь. Только почему церковные обряды для Вас являются такой регламентацией? Ведь Вы дарите жене цветы, подарки, оказываете какие-то знаки внимания. Этим Ваша любовь не исчерпывается, но ведь в этом она про­является. И если Вы постоянно дарите цветы (я, например, очень люблю дарить цветы своей жене), то вряд ли Ваша супру­га укажет Вам на то, что в этом проявляется формализм и холодность Ваших с ней взаимоотношений.

А ведь если пользоваться Вашей логикой, то получается, что при встрече с людьми совсем не обязательно снимать шляпу, улыбаться, пожимать руку… Тоже ведь условности, зачем этот пустой формализм?! Да, дружба не сводится к рукопожатию, но не здороваться было бы тоже как-то странно. Так и в Церкви – обряды ни в коей мере не являются центральным содержанием православной веры, но ВНЕШНЕ вера проявляется в том числе и через ритуал.

 

3. Как верно заметил один современный богослов, в православии нет слова «самосовершенствование», поэтому барон Мюнхгаузен вряд ли может служить здесь примером православного подхода.

Именно поэтому в Ваших словах «Я хочу акцентировать внимание на Господе, и верю, что так Он изменит меня Духом Святым» тоже нет ничего неправославного.

1_2003_8_2

Ведь к этому и призывает православие, этим пронизан исихазм – православное аскетическое учение о стяжании благодати. Чтобы увидеть, что это так, достаточно прочесть любое серьезное сочинение по православной аскетике.

Умирание своего «я» – вещь достаточно сложная. Православная Церковь учит, что в человеке существует три воли: божественная, диавольская и собственно человеческая. Смысл христианского подвига в том числе и в подчинении двух по­следних воль первой, т.е. менее совершенного – более совершенному. Именно это «я» – злое и негодное – должно умереть. И умереть в борьбе с самим собой, со своей похотью, гордыней, своими мелкими и крупными пакостями. Каждый, кто пробовал изменить себя, знает, как это трудно. Практически невозмож­но. Но в том-то и дело, что в православии Бог Сам дает челове­ку силы, Сам меняет его. Но только по желанию человека, «ак­тивному», если угодно, желанию.

Представьте себе, что Вам нужно поднять штангу весом в … 3 тонны! Конечно, это неподъемная тяжесть. Такую же не­подъемную тяжесть составляет и груз нашей, как сказали бы психологи, самости. И Бог поднимет за человека эту штангу гордыни и злости, но протянуть руку человек должен сам.

Именно поэтому умирает как бы не все «я», а злая и не­годная его часть. Иначе что же остается? И не может и не должен умереть в человеке образ Божий – свет человеческой ду­ши! Так что «умирать нам рановато…»

Уважаемый Сергей! Еще раз хотелось бы поблагодарить Вас за Ваше письмо и серьезные рассуждения. Вы знаете, мне кажется, что то православие, с которым Вы спорите, во многом существует по той или иной причине лишь в Вашем сознании, так как я, православный, разделяю многое из того, о чем Вы пишете. Так стоит ли копья ломать?!

 

Владимир ЛЕГОЙДА