No smoking, или

 
Не ущербность, но – уникальность! Женская голова устроена так, что наши «харизматические» импульсы должны «фильтроваться» мужским сознанием. Крылья эмоций несут нас то в астрал, то – на колени, на горох. Без мужчины нам – беда. В храме у женщин достаточно прав. Но мы часто сами всё портим. Сколько молодёжи было бы в Церкви, если б не наше, женское, фырканье да хватанье за плечо! Меня лично устраивает роль «шеи» и в храме, и дома. Муж – глава.
 
Девять уровней блаженства
Порассыпала в пути.
Но от мужества до женства –
Ни доехать, ни дойти.
Мне в приданое от Евы –
Две корзиночки с бельём,
Да протяжные запевы
Над неубранным жнивьём.
На холсте очаг устрою –
Где же ключик золотой?
Под молчаньем глупость скрою.
Буду вечно молодой.

 
Странный вопрос. Однозначно – нет. Мне кажется, тема «ущемления» прав женщин в православии тревожит лишь сторонних людей. Я более чем уверена, что прихожан наших даже мысли такие не посещают. Почему? Человек, впервые заходя в храм, естественно обращает внимание на внешние атрибуты, коими, в частности, и являются пресловутые платочки и юбки до пола. У социально активной, отлучённой от церковной традиции личности, конечно, возникает недоумение: «Как так?! Что за пережитки?!» А если эта личность оказывается ещё и эмансипированной девушкой, то для неё «критика» бабушек становится настоящим нарушением прав человека!

Христианка же, когда идёт в храм, ищет там, в первую очередь, Бога, и её не смущают веками сохранённые (так же, как и чистота веры) церковные традиции, правила. Но необходимо понимать, что традиция – это принятая в данном конкретном сообществе норма поведения, а не обязанность. Никто вас насильно надевать платок или юбку не заставит. Женщина вольна одеваться как угодно вне храма. Главное помнить, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Культурный человек никогда не отправится в театр в спортивном костюме, правда?

Что же касается иных претензий… К учительству сейчас препятствий нет – в воскресной школе женщины с успехом учат, да и в институтах богословие и изучают, и преподают (у меня несколько подруг закончили богословские вузы, работают...)

Кому-то хочется быть «священницей»? Но православие бережно относится к нам, женщинам. Глядя на мужа, понимаю – слишком тяжёл крест священства, чтобы взваливать его на хрупкие женские плечи... Я вот, к примеру, не слышала о женщинах-шахтёрах, и почему-то никто не возмущается.

 
Мне даже мысли такой в голову не приходило. Я никогда не считала себя ущемлённой ни в храме, ни в жизни. В Слове Божием сказано о высоком женском предназначении. Именно в христианстве женщина расцветает, освобождается от гнёта всевозможных комплексов и становится сама собой, обретает то, что заложено в неё Богом.

Я давно, как только уверовала, поняла, что чем больше жена главенствует над мужем, тем больше безумия. Слава Богу, что в моей семье папа был главой, а мама – его верной и любящей помощницей. И в нашей переводческой группе во время работы над Новым Заветом вообще не стояло вопроса, кто главный. Каждый был специалистом в своей области, и всё. Так и в Церкви – у каждого своё место.

 
Ущербность? Конечно, очень чувствую – в том, что касается физических возможностей. Сколько можно было бы сделать для Церкви, если бы сила мужская была. Сколько надо делать для нуждающихся, для храма, порой не знаешь, за что хвататься – столько работы! Но мужчины наши, к сожалению, в стороне. А что касается молитвы… У хрупкой больной женщины бывает столько сил молитвенных, что просто диву даёшься.

 
Однажды мне вручали премию «Золотой олень» (за стихи). В пригласительном билете было напечатано: «Желаем видеть вас в вечернем туалете или смокинге». Платья вечернего в моём гардеробе не водилось, искать его я не захотела, пошла в свитерке и юбке, заготовив «отмазку»: когда гонимого советской властью режиссёра Сергея Параджанова после отсидки выпустили, наконец, за границу, в самолёте он открыл приглашение на кинофестиваль и прочитал: «Мужчины – в смокинге…» Тогда незаурядный режиссёр открутил в салоне табличку «no smoking» и прикрутил её к своему пиджаку.

Я не раз думала, с какой лёгкостью принимаем мы условия переодевания, если речь идёт о требованиях делового, финансового, политического мира или сферы искусства. Тащим с собой, спеша по Нью-Йорку в кроссовках, тесные лодочки, без которых нельзя появиться в офисе фирмы; натягиваем колготы в 40-градусную жару, чтобы войти в здание штаб-квартиры ЮНЕСКО в Париже; нахлобучиваем грязные балахоны, заходя на экскурсию в турецкую мечеть, уступая требованиям чужой религиозной жизни; смиренно отходим от дверей вечернего клуба, не пройдя унизительный фейс-контроль…

Но вот к СВОЕЙ Церкви мы беспощадны, не хотим уступить не требованиям даже – её просьбам – ни на йоту: пусть принимает меня такой, какова я есть, и радуется, что пришла! Многие думают так. В лучшем случае, не думают вообще – просто приходят. И пусть приходят! Когда я слышу ворчание по поводу внешнего вида какой-нибудь супермодной девицы, то говорю: «Откуда вы знаете, может, это вторая Мария Египетская».

 
Я размышляла об этом с самого начала, когда только воцерковлялась. Потому что пришла к вере благодаря… Богородице. Думала, что Пречистая – обычная, земная женщина, МАТЬ, Она меня поймёт. Обратилась к Ней с молитвой (просто не было другого выхода), и Богородица реально помогла. Никто из врачей не верил, что такое возможно. И я Её стала воспринимать как обычную, живую женщину, очень могущественную (почти как Сам Бог), как нашу современницу, с которой могу общаться. Она была мне ближе, чем Христос. Я и в церковь-то стала ходить к Ней, Её понимая.

Только потом во мне начала появляться вера в Христа. Постепенно стала задумываться: а как же Господь относится к Своей Матери? Конечно, с уважением, почитанием, любовью, но до такой степени Он Её уважает, что ставит наравне с Собой. Он вознёс Её выше всех ангелов, всех святых. Она ближе всех к Богу! Христос Сам Её почитает и хочет, чтобы мы к Его Пречистой Матери относились с таким же почтением и любовью, а в Её лице – и ко всем женщинам. Я уверена, что среди нас есть женщины, которые имеют большее христианское достоинство, чем некоторые мужчины и даже священнослужители, об этом свидетельствует церковное предание.

Мне никогда в церкви не делали замечаний ни по поводу брюк, ни по поводу косметики на лице, но я сама решила, что следует вести себя сообразно заведённому правилу. Всё-таки надо меньше обращать внимание на внешнюю атрибутику и больше думать о своих поступках. А мужчина ты или женщина, не важно. Бог любит нас независимо от пола.

 
Что касается внешних вещей – ношения платков, юбок и т.д., меня это нисколько не напрягает. Я уважаю церковный устав, священников – как скажут, так и сделаю без проблем. Но вот в отношении супружеской жизни… Меня задевает, когда сильная половина человечества начинает указывать на слова апостола Павла: «Да убоится жена мужа своего». Причём, как правило, требуют подобного от женщин мужчины, далёкие от Церкви, которые из всего Евангелия только одну эту фразу и знают, и то понаслышке.

Хорошо, что у меня муж не такой – умный, мягкий, добрый, и у нас не бывает столкновений в этом вопросе. Я, конечно, в чём-то уступаю ему, но если полностью следовать указаниям Церкви, то, наверное, буду чувствовать себя ущербной. А может, и нет. Не знаю.

 
Нет, не чувствую никакой ущербности – ни в храме, ни вне его. Я и не задумывалась даже над этим. Мне кажется, для личности адекватная самооценка более важна, чем выяснение рейтинга мужчин и женщин. Если человек чётко видит своё место в жизни, его волнуют другие вопросы.

В юности я всегда хотела видеть мужчин и юношей, которые были бы лучше и сильнее по всем параметрам, а не только физически. Искренне огорчалась (непонятно, за кого больше!), если это было не так. Тем не менее, я (не без усилий над собой!) отдаю им первенствующую роль – по жизни они умнее, решительнее, талантливее (а может, замечаю именно таких?!) В некотором смысле я даже как-то успокоилась, что в церкви, в церковном браке мужчины главенствуют и по праву, и по определению. Я родилась женщиной. Такова была воля Божья. Разве она не абсолютна? Разве может она быть «ущербной»?

 
Это сложный вопрос. На первых порах чувствуешь свою второсортность. Лет в 13-14, как обычно бывает в подростковый период, когда к чему-то стремишься, с распахнутой душой, большими глазами в пол-лица, девушка переступает порог храма и сталкивается с тем, что женщины, бабушки начинают на неё шипеть: «Накрасилась, платок не надела, припёрлась в джинсах…» Конечно, возникает протест. Ну, хорошо, накрасилась слишком сильно, но зачем юбка, платок? Почему я не имею права носить, что хочу? На огласительной беседе священник нам объяснил, что женщина была сотворена после мужчины, и потому в знак покорности должна носить платок. Меня это обидело. Ладно, если бы я была домохозяйкой, сидела на шее у мужа… Ещё слышала совсем уж фантастическую версию о том, что Святой Дух, спускаясь в церковь, по платкам отличает женщин от мужчин. К сожалению, когда человек только приходит в храм, его атакуют подобными «бабьими баснями».

А потом, почитав книги, послушав образованных людей, я поняла, что платки – просто благочестивая традиция, и есть здравый смысл в церковных правилах. С воцерковлением подобные вопросы отпадают сами по себе. Понимаешь, что это такие мелочи… Более серьёзные вещи начинают волновать – вопросы веры.

 
Чувствую – и унижение, и второсортность, но не более, чем в мирской жизни, и частично понимаю природу некоторых ограничений. Женщина в критические дни и сорок дней после родов не может пройти дальше притвора церкви (хотя по этому вопросу есть и другие суждения), женщина не допускается в алтарь, женщине нельзя заходить в церковь с косметикой на лице, в брюках, с непокрытой головой… О том, что женщине нельзя быть священником уже не говорю – я слабо представляю её в этой роли. Конечно, всему этому есть исторические причины, но… Формально прав у женщины всё-таки меньше, как ни крути. Вопрос в том, как это воспринимать? Я принимаю это больше как дань традициям и не могу сказать, что это сильно унижает, хотя порой доставляет некоторые неудобства.

 
Когда в сороковой день по рождении второго ребёнка отец Игорь в храме возносил благословенные молитвы обо мне и младенце, когда торжественно ввёл нас в храм, к аналойной иконе, когда с любовью и почтением напутствовал: «Сподоби рабу твою честным пресвитерством входа храма славы Твоея… и от неё рожденная отроча благослови, возрасти, освяти, вразуми, уцеломудри», – я с трудом сдерживала слёзы. Не от несправедливости Церкви к женщинам, а от счастья, что женщина!

Сказать, что это было торжественно, – значит, ничего не сказать. Никогда прежде я, недавно воцерковлённая, не ощущала так полно своей принадлежности и сопричастности к «Честнейшей Херувим», никогда не переполнялась таким ощущением избранности, исключительности своего предназначения. Не потому, что была нечистой и очистилась – Богоматерь с её непорочностью и святостью вовсе не нуждалась в таком очищении, но и Она принесла младенца Иисуса Христа в храм представить Господу, – не потому, что была молода и стала опытнее, но потому, что впервые почувствовала себя ЖЕНЩИНОЙ-МАТЕРЬЮ, чтимой Церковью. Это – высшее, неизменное, вечное. И уж поверьте, стоит всех существующих норм и ограничений в церкви!

К слову сказать, присутствовавший тогда с нами папа, хоть и упоминался в молитве как родитель, но на этот раз был на втором плане.

 
Вопрос ваш меня озадачил. В нашем храме Рождества Христова самая доброжелательная атмосфера между прихожанами. Лично я ни разу не ощутила никакого дискомфорта. Со стороны мужчин-прихожан – уважение, готовность помочь, ответить на любой вопрос, поддержать. Мой небольшой опыт церковной, приходской жизни позволял мне надеяться, что так, как у нас, – везде, но если подобные вопросы возникают, значит, где-то по-другому? Я ещё и ещё раз повторю: моя душа, слава Богу, – ДОМА. Во многом, наверное, благодаря нашему настоятелю, протоиерею Владимиру Севрюкову.

У меня гораздо больше проблем с мужчинами дома – вот тут можно было бы рассказать и о своей «второсортности», и о том какая я «фанатичка» (это муж так считает), и о том какая «ущербная и однобокая» у меня, оказывается, жизнь (это сын...) Но это другой вопрос, так ведь?