«Они принялись орудовать скребками, срывая целыми плитами провисшую от собственного веса многослойную и многолетнюю штукатурку. Но – удивительное дело! – под ней стала обнажаться не серая, затёртая цементом или алебастром кирпичная кладка, а ровная голубая поверхность.
Жаннет время от времени бросала томные взгляды на двух мужчин, так теперь симпатичных ей, и даже не вздрагивала от грохота свалившейся штукатурки. Внезапно она тоже замерла от изумления: из-под грязно-белой поверхности купола стало проглядывать голубое небо. Да, да, настоящее голубое небо! И чем дольше и тщательнее скоблили потолок её новые друзья, тем больше ширилась голубизна, заливая свод. А потом, у самого центра купола, появились необыкновенные белокрылые птицы с человеческими лицами, или, может, люди с большими птичьими крыльями…
Маляры дочистили потолок, подошли к краю заваленного штукатуркой полотнища и долго смотрели вверх.
– Чё, тоже глаз оторвать не можешь? – обратился к обезьяне Федя. – Соображаешь!.. Такую красотищу откопали!
– Да-а, – вздохнул Трофимыч, – ведь могли же люди, не то что мы, жили же…
– Я говорил, монастырь. Выходит – точно…
– Выходит… И такую красоту нам с тобой надо замазать этой хреновиной, – Трофимыч мотнул головой в сторону бидона с эмульсионкой и краскопульта.
– А чё делать: задание, – грустно почесал голову Федя. – Не забелишь – кипежу завтра не оберёшься. На работе вдуют, тринадцатая полетит… Да и другие всё равно забелят и получат наши тугрики.
– Сволочи мы, Федька…
– Сволочи…»
Подобный диалог, взятый из повести якутского писателя Владимира Фёдорова «Звезда голуболикой Жаннет» вполне мог состояться в реальности. Только вот ошибся Федя – не монастырь это был, а собор, самый величественный якутский каменный храм, построенный при Петре I, в котором после революции устроили театр (не знаю – сразу или нет, но помню, что театр был – Якутский музыкально-драматический), потом в нём находилась филармония, а теперь – Государственный театр эстрады.
Адресуют ли себе люди, устраивающие на святом месте дискотеки и шоу, то слово, которым Федька и Трофимыч сами себя укоряли? Ох, вряд ли… Скорее всего, они просто не ведают, что творят. Просто поверили, что произошли от обезьяны. Просто не понимают, что грех…
А как объяснить: вот здесь, в алтаре, где сегодня находится сцена и пляшут непотребные или вполне приличные танцы, этот Бог, Которого они знать не хотят, отдавал Себя нашим прадедушкам и прабабушкам, питая их Своей любовью и благодатью? Можно кого-то напугать воздаянием и расплатой за кощунство и святотатство. Наверное, можно. Но как объяснить нашим братьям и сестрам (ведь не обезьянка по имени Жаннет, в самом деле, родня им!), чтобы в доме Божием людям не веселиться хотелось, а молиться: «Прости, Господи, нас, неразумных, и открой нам радость – другую, высшую, которую не купишь, как билет в театр»?
Сегодня, глядя на остатки собора, оклеенного афишами, призывающими народ к развлечению, трудно даже представить, что когда-то сооружённая во имя Пресвятой и Живоначальной Троицы девятиглавая церковь являлась украшением Якутска. Здание было трёхпрестольным, каменным, с отдельно стоящей каменной колокольней и каменной оградой. Возвели её присланные из Тобольска московские «каменных дел мастера» Алексей Иванов Турна и Иван Денисов Сметка. Проезжавший через нашу столицу в начале XIX в. священник Иннокентий Вениаминов (будущий святитель Иннокентий, митрополит Московский и Коломенский) писал: «Особенную красоту Якутску придают монастырь и церкви деревянныя и каменныя. На юго-западном краю Якутска, близ Большой и Иркутской улиц (ныне соответственно: проспект Ленина и ул. Каландаришвили – прим. ред.), красуется Свято-Троицкий собор о пяти позолоченных главах, с такими же небольшими на двух алтарях и на палатке ризничной».
«В источниках этот храм упоминается очень скупо, – пишет Пантелеймон Петров, автор книжки «Градоякутские православные храмы». – В сибирском календаре 1865 г. имеются такие строки: «Троицкий собор – старинная из каменных церквей – сооружён в 1708 г. Построен он в один этаж с отдельной колокольней и разделён на две половины: на зимнюю и летнюю. Последняя отличается богатым иконостасом под золото… Иконы писаны лёгкою цветистою кистью иркутского живописца Мурзина. Стены и купол раскрашены красками якутским живописцем казаком Дониным».
В 1854 году, в ходе восстановительных работ, была обнаружена медная доска с надписью: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Основася церковь сия Пресвятыя и Живоначальныя Троицы, при Державе Благочестивейшаго и великодержавнейшаго Господаря нашего и великаго Князя Петра Алексеевича, правящу же престол митрополиту Тобольской и Сибирской Преосвященному Филофею, Преосвященным Варлаамом Епископом Иркутским и Нерчинским, Воеводствующим же Стольникам Юрию Феодоровичу и Михаилу Юрьевичу Шишкиным, в лето 1708 года, месяца июня в 27 день, в граду Якутском и положении суть зде мощи святыя Великомученицы Варвары и Преподобнаго Варлаама игумена Печерского и Преподобнаго Ефрема Епископа». Строить его начали на месте двухэтажного семиглавого Троицкого собора, сгоревшего в Якутском остроге во время большого пожара 1701 года.
А между тем, Троицкий собор – не только историко-архитектурный (хоть и разрушенный) памятник Якутии – первый на всей территории Северо-Восточной Сибири каменный храм. Это ещё и памятник духовной истории якутского народа. В 1870 году в связи с образованием Якутской епархии собор получил статус кафедрального, с размещением в нём епископской кафедры. При храме действовала библиотека исторического и духовно-нравственного содержания.
19 июля 1859 года в Якутском Троицком Соборе впервые состоялась Божественная литургия на якутском языке. Евангелие по-якутски читал архиепископ Иннокентий (Вениаминов). Вот свидетельство очевидца этого важнейшего события: «С раннего утра толпы народа спешили к соборной церкви, которая едва ли когда вмещала столько молящихся, как в тот день. Тут были и якуты, были и русские, большая часть которых знает якутский язык не хуже туземцев… Первые звуки якутского языка, на котором отправлялось решительно всё богослужение, казались удивительными для всех якутов. Хотя служение происходило первый раз, но оно шло чрезвычайно стройно, обычным порядком».
Торжество и духовное величие службы на родном языке произвело на собравшихся «весьма сильное впечатление и… до того тронуло их, что якутские родоначальники, от лица всех своих собратий обратились к преосвященному Иннокентию с прошением, чтобы 19 июля навсегда было у них днём праздничным, в воспоминание того, что в этот день они в первый раз услышали Божественную службу на своём родном языке».
Но пока надругательство над святым местом продолжается, нам логичнее «праздновать» день разрушения Троицкого собора. Вот как вспоминает об этом варварском событии прихожанка храма Евдокия Георгиевна Зябкина: «Хорошо помню этот красивый, уникальной архитектуры собор, внутри которого размещались три придела, клиросы для церковных хоров, поднятые по боковым стенам, обширное пространство для молящихся. Главный иконостас, врата в алтаре были в дорогих, видимо, очень ценных иконах, в позолоченных или серебряных окладах, паникадила под потолком и на подставках для свечей – всё очень было богато, величественно в этом храме, не говоря уже о торжественных богослужениях, совершаемых несколькими священниками, протоиереями и архиереями, о прекрасном хоре певчих-любителей, о мощном колокольном звоне звонарей-мастеров, разносившемся по всему Якутску… Этот собор был полностью разрушен в сентябре 1929 года на моих глазах: мы с мужем стояли на крыльце дома на Заложной улице, а моя бабушка 85-ти лет, крайне потрясённая уничтожением храма, через два часа умерла на моих руках от инфаркта».
«Весь мир насильем мы разрушим до основанья, а затем…» Разрушили, разбросали свои камни. Успеем ли мы, потомки, их собрать? Ведь история имеет конец. И каждый из нас в отдельности тоже.
Ирина ДМИТРИЕВА