В 1918 году газета «Голос якутской церкви» призывала в столь трудные времена всеми силами сохранять православные храмы, духовные школы и не переставать заботиться о бедных прихожанах. Одним из тех, кто следовал этому призыву, был протоиерей Иннокентий Попов. Его имя всплыло из небытия, когда в фондах архивов ФСБ по РС(Я) начался сбор материалов о якутских священниках и мирянах, ставших жертвами сталинских репрессий.
В начале нового тысячелетия сотрудники Свято-Тихоновского гуманитарного университета изучили 26 следственных дел в отношении почти 60 человек. Из них самые ранние относились к 1921-му, поздние – к 1942-му, то есть в течение 20 лет шло преследование за веру.
Я подключилась к этой работе, будучи членом Комиссии по канонизации при Якутской и Ленской епархии. Работа в архивах ФСБ помогла открыть страшную правду не только о священнике Иннокентии Филаретовиче Попове, но и о тех, кто на него доносил. Впрочем, о последних мы рассказывать не будем.
6 декабря 1941 года в Якутскую тюрьму был доставлен протоиерей, на которого составили словесный портрет: «Рост средний, худощавый, волосы седые, глаза голубые». Имущества старый батюшка не имел, жил на иждивении родственников, в момент ареста ему шёл 75-й год. Он родился в семье священника, учился в Якутском духовном училище, в 1894-м начал службу в качестве исполняющего должность псаломщика Кедюсинской церкви, в 1900-м был посвящён в сан диакона в Градо-Якутском Богородском храме. В 1901-м его рукоположили во священники и назначили на служение в Бэс-Кёльскую церковь, затем он служил в храмах сёл Чичимах, Атамай, Бахсы. С 1923 по 1931 год был священником Амгинской церкви, в сан протоиерея произведён в 1926-м.
Отец Иннокентий видел воочию последствия гражданской войны, разрушение храмов в сельских местностях. С 1931 года он исполнял христианские требы в Якутске, затем до 1939-го служил в Никольской церкви, а после её закрытия стал существовать на то, «что давали». Его поддерживали Семён Архипович Александров, Прасковья Александровна, иногда священник обедал у Бухариной (так имена упоминаются в архиве).
Начиная с 1917 года протоиерей Иннокентий несколько раз арестовывался как служитель культа, ведущий антисоветскую пропаганду. После закрытия Никольской церкви, как написано в обвинительном приговоре, продолжал совершать религиозные обряды по домам знакомых верующих. Он утешал своих прихожан: «В Якутске верующих очень много, особенно из рабочих, но они боятся молиться. Их жмут и жмут, приписывают какие-то прогулы и томят в тюрьмах, колониях, делают даровых рабочих – им это и нужно».
Из доносов (их стилистику и орфографию мы сохраняем) 1939 года следует, что батюшка говорил: «Жизнь не весёлая и не радостная, ничего нет, если выбрасывают что-либо, то в мизерных размерах, а ожидающая голодающая толпа давит и уходит пустая. Однажды из-за гнилого картофеля, который давали по 10 кг, сколько было мордобития в очередях, так что после скорая помощь собирала трупы людей и увозила в больницу. У единоличников всё отобрали, сейчас добрались до колхозов, даже сено берут и за труд не платят, а колхозный скот с голоду дохнет».
В 1941 году он распространял якобы такие провокационные идеи: «Вышло распоряжение прекратить антирелигиозную пропаганду… Модест Кротов был осуждён на 20 лет. После того, как я отслужил молебен, его освободили. Гражданка Рудых ввиду болезни лишилась языка. Когда я её перекрестил, она поднялась и заговорила… Я всем верующим говорю, что нужно открыть молитвенный дом – бояться нечего. За свои идеи должны стойко бороться и добиваться своего. Раньше политссыльные шли на каторгу, в тюрьму, в ссылку и не боялись, а мы не хотим или боимся за своё постоять. Коммунисты над нами смеются за нашу трусость, отобрали храм, если бы руководители церкви были стойкие, без боя бы не дали…»
После начала войны в 1941 году старенький священник близким ему людям заявлял: «Сейчас человеческая кровь льётся рекой. Это наказание Божье за грехи, за то, что Советская власть отказалась от церкви, религии и Бога. Вновь разгорится искра и восстановится религия. Вся работа стоит, поля опустели, будет голодовка, на глазах сокращается продажа продуктов и товаров».
Доносы августа 1941-го приписывают отцу Иннокентию такие слова: «Наши пишут, что немцы грабят население и издеваются над духовенством, а что сами делают, не хотят сказать. Не оставили ни одной церкви, всё разграбили, а духовенство расстреляли… Вот Бог за грехи и послал кару за то, что Советская власть не признаёт Бога. Германия напала и разобьёт нас. Русский народ крепко взялся за веру в Бога и будет требовать восстановления загнанной религии. Народ сам освободится. По этому поводу я много говорил с верующими. Скоро мы избавимся от преследования».
В сентябре 1941 года батюшка якобы говорил: «Как видно, стало трудно… Советская власть поэтому она давит всевозможными налогами. Налоги народу непосильны, народ последнее продаёт и платит. Отдай всё, а там с голоду дохни. Наши советские самозванцы избрали сами себя и правят. У народа шкуру сдирают под разными предлогами: то заём, то на оборону, то одежду тёплую, забирают последние деньги у народа. Немцы прижали наших, так они теперь всю вину сваливают на них».
За подобные речи (вероятно, в доносах была большая доля правды, хотя не обошлось и без преувеличений и лжи) протоиерей Иннокентий Попов был осуждён. В обвинительном приговоре написано: «Антисоветская агитация, распространял провокационные измышления о жизни трудящихся в СССР, дискредитировал руководителей Советского правительства». А далее: «Считать целесообразным Попову И.Ф. определить меру наказания – расстрел без конфискации имущества».
Следственное дело было направлено на рассмотрение Особого Совещания НКВД СССР, откуда его возвратили из-за прекращения за смертью обвиняемого, последовавшей в октябре 1942 года. По всей видимости, отец Иннокентий является единственным священнослужителем, умершим во внутренней тюрьме НКВД. Вполне возможно, до последнего вздоха батюшка утешал тех, кто находился рядом с ним. А их было много. Реабилитирован отец Иннокентий в 1992-м.
Из клировых ведомостей мы узнали, что жену его звали Наталией Карповной. А из дела выявлено, что в Якутске жила их дочь Мария Иннокентьевна Семёнова, кроме того были внуки: Аргуновы – Аким Александрович, врач скорой помощи и Иннокентий Александрович, бухгалтер госбанка. Возможно, это потомки священника Александра Филаретовича Аргунова, сына потомственного дворянина. К сожалению, о них не знает даже близкая родственница, внучка священника Пантелеймона Филаретовича Аргунова, поскольку всю свою жизнь они пытались скрыть своё происхождение.
Это всё, что удалось узнать о протоиерее Иннокентии Попове. Но поиски материалов об его жизни будут продолжены, хотелось бы, чтобы помощь оказали и читатели «Логоса». Может быть, кто-нибудь вспомнит рассказы о нём, услышанные от бабушек и дедушек, или в семейном альбоме найдётся его фотография.
Ефросиния НОГОВИЦЫНА,
научный сотрудник НХМ РС (Я)