18 Кириэс туһунан үөрэтии, өлүү суолунан баран иһээччилэр истэллэригэр
«өйө суох дойҕох», оттон биһиэхэ, быыһанааччыларга, Таҥара күүһэ буолар.
Сибэтиэй Павел апостол Коринф христианнарыгар бастакы илдьит суруга. 1-ы түһ.
В каком-то смысле этот фильм предельно некинематографичен. Картина с чрезвычайно «линейным» сюжетом построена очень просто. Единственная коллизия начала завершается почти чудесным образом в финале, при этом нельзя сказать, чтобы она держала зрителя в напряжении в течение всего фильма. Авторы раскрывают нам своих персонажей через простые, будничные слова, поступки и… через молитву.
В «Острове» нет ничего внешне броского, что нас обычно привлекает в кино. В этом есть вызов сложившимся канонам жанра, вкусам аудитории, всему российскому кинематографу последних пятнадцати лет. Тем не менее, при всей своей инаковости, «запредельности» фильм вызвал огромный интерес и благосклонные рецензии критиков.
Но на одну деталь, очень важную, по-моему, мало кто обратил внимание. Главный герой, хотя и в здравом уме находящийся человек, совершает поступки, кажущиеся окружающим странными, а то и вовсе безумными. Сжигает сапоги отца настоятеля, поворачивается на молитве в храме лицом на север, мажет ручку двери сажей. При этом он не копирует, а скорее, рождает, воспроизводит жизнью то, что было свойственно православным, наделённым особым даром и особым типом святости – юродством Христа ради.
Примеры «монастырских блаженных» встречаются в житийной литературе с ранних времён. Обычно это некий инок (или инокиня), который делает самую грязную работу, ведёт себя скандально, спит, где придётся, вызывает вечные насмешки, а то и поругания братии, но впоследствии чудесным образом всем становится ясно, что он – праведнее всех в монастыре. (См. подробнее исследование С.А.Иванова «Блаженные похабы», М., 2005).
Поступок с обгоревшей головнёй напоминает случай из жития Василия Блаженного, который на царском обеде также в нестандартной форме дал знать царю о пожаре в Новогороде и потушил его своей молитвой. Можно увидеть и другие аналогии, но важно, что отец Анатолий – не подражает им. Он – не шут гороховый, не собирательный образ, а просто человек, живущий в той же, церковной традиции, что и византийцы – святые Симеон Эдесский, Андрей Юродивый, и наши русские святые, например, Николай Псковский, и многие другие.
Цель его юродства – в обличении столь распространённого теплохладного христианства, от которого предостерегает Писание: «Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр. 3, 16). Цель его – в призыве быть верным Богу до конца, даже если это потребует отказа от комфорта, привычного уклада жизни, своих эгоистических стремлений. Именно такой смысл вкладывали в свою парадоксальную проповедь, осуществляемую с помощью символических и даже провокационных действий, все юродивые в Церкви.
Почему эта проповедь всегда оказывается действеннее словесных воззваний? Да потому, что она выводит человека из обыденности и суеты, ставит его рядом с иной реальностью, отрицая логику мира, забывшего о сути христианства, мира, пытающегося переварить, переврать и приспособить под свои частные интересы Слово Божие.
«Остров» стал юродством для современной России. В нём есть несколько важных «месседжей».
Во-первых, показ фильма в светской аудитории – уже грандиозная провокация. Как можно МОЛИТЬСЯ на виду у либеральной публики, которая не знает ни слова из церковных молитвословий, не умеет лба перекрестить? Красивая картинка в теленовостях, где в течение 30 секунд люди в пышном облачении что-то непонятное поют – это ещё куда ни шло. А тут – в кино, в светской обстановке, лицом к зрителю ясно и честно звучат слова Иисусовой молитвы, 50-го псалма… Как же можно допустить такое? «Слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, – сила Божия (1 Кор. 1, 18)». И я могу засвидетельствовать: то, что поначалу казалось сидящим в зале безумием и даже вызывало какие-то смешки, очень скоро стало восприниматься как опыт встречи с Другим.
Во-вторых, в фильме есть очень важная мысль, которая также шокировала публику. Это мысль о структурности и неоднородности Церкви. Лунгин смог если не разрушить, то поколебать укоренённый в общественном сознании миф об «этих попах», которые «все одним миром мазаны». Миро действительно одно, только оно не уничтожает индивидуальности священнослужителя, отличий человеческих и духовных.
Один аспект, более простой – различие той меры святости, которую даёт Господь. Тут есть такие вершины, как отец Анатолий. И есть люди, отдавшие себя на служение Богу и борющиеся (с разной степенью решимости) с теми или иными грехами и страстями (тоже отличающимися, кстати), – как отец Иов или отец Филарет, как прочие иноки обители. Наконец, есть «народ земли» – простые люди, прибегающие к «старцу» со своей простецкой верой, а чаще – со своим маловерием и недоверием Богу.
Другой аспект – различие призваний в Церкви. Богу нужны все – и Анатолий, и Иов, и Филарет, каждый из них по-своему созидает Церковь. Было бы просто вымазать чёрной краской всех, кто не понимает главного героя. Но Лунгин, показывая, как, даже будучи в разладе между собой, герои остаются едиными в молитве, и этим преодолевают земные разногласия, утверждает: Церковь целостна, в ней невозможно оставить одних только святых, ибо свята она не суммой человеческой добродетели, а святостью живущего в ней Бога.
«Сила Божия в немощи совершается» – таков смысл конфликта главного героя с его монастырским окружением. И в этой связи очень символичны последние кадры картины, когда отец Иов взваливает на свои плечи огромный крест отца Анатолия.
Мне кажется, что «Остров» – это фильм-манифест о православии. В нём художественно правдиво, без сусального золота, изображена сложная и противоречивая жизнь Церкви, которая, несмотря ни на что, собрана вокруг Христа – Им живёт, хранится и созидается.
Андрей ЗАЯКИН,
аспирант физфака МГУ