7 Блаженны, чьи беззакония прощены и чьи грехи покрыты.
Послание к Римлянам святого апостола Павла. Гл. 4
7 Буруйдара бырастыы гыныллыбыттар, аньыылара сотуллубуттар – алгыстаахтар.
Сибэтиэй апостол Павел Рим христианнарыгар илдьит суруга. 4-с түһ.
Уважаемая Ирина, меня очень задели Ваши слова о том, что на исповеди главное надо «быть честным перед Богом». Я не совсем это поняла. В чём честность?
Алёна
В чём честность, Алёна? Есть, на мой взгляд, два момента, когда надо задать себе вопрос: «Честен ли я?»
Однажды моя подруга спросила: «Ну, почему это грех – близость с мужчиной? Я же не проститутка. Нет, не согласна!» И я подумала (возможно, неправильно), что есть несколько стадий духовного роста индивида, который пришёл к Богу и уже признал, что, да, в принципе есть грех как нарушение воли Божией, Божиего замысла о человеке.
Сначала он с чем-то соглашается, а что-то не может принять: «Ну, ладно, я признаю, воровство – грех, но осуждение-то почему?! Или блуд? Если с любимым?»
Потом человек ПОНИМАЕТ, что грех – это всё-таки не то, что мы сами думаем о нём, в меру собственных глупости, невежества и испорченности, а то, что определил наш Творец. Он уже осознаёт это, но, увы, знание покаяния не рождает: «Да, я признаю, согрешил, но не совестно мне, хоть убейте, не чувствую я стыда перед Богом, не могу покаяться перед Ним! Не хочу, не готов со своей страстью расстаться».
Бывает, что человека прошибает стыд, но этот стыд – иудин, без надежды на прощение грехов, победу над ними. Человек в таком состоянии уже и хотел бы не давать воли страстям, следовать заповедям, но не имеет внутренней решимости для этого, веры в свои силы, надежды и упования на помощь Божию. Он «смиряется» со своей греховностью. Помните завхоза 2-го дома Старсобеса, «голубого воришку» Альхена из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова? Этот застенчивый ворюга крал, и ему было стыдно. «Всё существо его протестовало против краж, но не красть он не мог… Крал он постоянно, постоянно стыдился, и поэтому его хорошо бритые щёчки всегда горели румянцем смущения, стыдливости, застенчивости и конфуза». Более честный, но слабый в вере может впасть в уныние и даже дойти до отчаяния.
Не отчаивается тот, кто, прочувствовав всю мерзость греха, жаждет от него отрешиться, жить чисто, подражать Христу. Он хочет святости в себе не потому, что ждёт взамен от Бога каких-то благ, а потому что открыл красоту и совершенство, к которым призвал человека Господь, потому что грех ему опротивел: «Боже мой, я не хочу больше так поступать, так думать, так жить НИКОГДА! Помоги!» Он понуждает себя к исполнению заповедей, старается меняться изо всех сил, но ему трудно. Он уже испытал радость покаяния, примирения с Богом, жизни со Христом; он знает, верит, что так и только так должен жить христианин, и хотя сердце ещё не навыкло к добродетельной жизни, не умеет любить, жертвовать, прощать, верующий надеется на Господа – Бог поможет – и старается всю свою жизнь превратить в покаяние.
И, наконец, добродетельная жизнь становится для человека естественной. Ему говорят: «Как ты хорошо поступил!», а он, без тени тщеславия, удивляется: «Как? Хорошо? А разве можно иначе?» Он просто не способен на грех. Совсем не способен. Или почти совсем. Ведь даже святые плакали о грехах до смертного часа, но, как мы знаем, не напрасно. Их покаяние становилось ПРЕОБРАЖЕНИЕМ.
Так вот, если ты не признаёшь ещё, что твой поступок или твоя мысль – грех перед Богом, так и скажи: «Господи, я сделал то, что Ты называешь грехом, но не могу просить у Тебя прощения за то, в чём не считаю себя виноватым. Я не понимаю, как ЭТО может Тебя ранить. Я так далёк от Тебя, так чужд Тебе, что я даже понять Тебя не могу. Ты прости мне это непонимание и дай мне покаяние, чтобы я не только видел в себе страсти, понимал, что это грех, но ещё и смог изжить его из себя, чтобы никогда больше не совершать подобного». Но обязательно приди и скажи. На Исповеди. В этом тоже наша честность выражается.
Однажды я написала своему духовному наставнику: «Разве это покаяние – перечислить на исповеди грехи?! Да, я знаю и признаю, что это грех, я в себе его вижу, но у меня вовсе нет настоящей РЕШИМОСТИ грех преодолеть, а значит, моя исповедь – ложь. Подлинность покаяния определяется готовностью пострадать, принять муки ради того, чтобы, разрушив твердыню своих грехов, приблизиться к Отцу Небесному, войти в Его радость. Значит, я не сама смиряюсь, а Бога призываю к смирению: «Ты, Господи, меня прости, пребудь во мне, но меняться я не хочу, мне трудно, Ты смирись, прими меня такой, какая я есть, Ты мне такой, какая я есть, организуй блаженство».
Во время исповеди, ты всего можешь и не сказать, но если ЭТО в тебе есть, то Христос знает, что стоит за словами: «Господи, прости мне гнев, гордыню, тщеславие, чревоугодие, уныние» (например), – ложь.
А вот ещё строчки из личного письма:
«Я всё думала над тем, могу ли «претендовать» на Царство Божие, о котором молюсь, которое мне обещано и которого я ХОЧУ? Ведь это значит, что я должна стать СВЯТОЙ. Но хочу ли я БЫТЬ святой? Я правда этого хочу? Вот так, конкретно! Когда таким образом ставишь вопрос, страшно становится от несоответствия, от той бездны, которая от святости отделяет, но ещё и от того, что не видишь в себе жажды, решимости до крови с грехом бороться, чтобы святость обрести. И немощь! Жалко же себя. Хочется, чтобы всё по-твоему было и для тебя удобно. Эгоизм жуткий. Гордыня… Получается, что я Богу лгу, я от Него для себя исключения требую: «Ты, Господи, возьми меня к Себе, но со всей моей «индивидуальностью». Не могу я меняться, и, если честно, не очень-то и хочу. Нет, я хочу, но как-нибудь так, чтобы мне ЭТО ничего не стоило, само собой совершилось, без дерзаний, без борьбы, без терпения скорбей, без неизбежных поражений и падений – БЕЗ КРЕСТА. Раз – и готово!»
Конечно, Богу не нужна наша боль, и человеку она, может быть, не нужна. Но для меня лично в готовности принять страдание добровольно – залог честности.
Ну смотрите, например, я каюсь в раздражительности, гневливости, прошу у Бога смирения и кротости. Как же Господь может в меня вложить просимое? Послать ситуацию, которая потребует моей борьбы с самостью, гордыней и т.д. И если я эту битву начну, Бог встанет на мою сторону, а если нет… придётся на второй год оставаться. Так вот, эта борьба и есть настоящее покаяние. И если один и тот же урок тебе всё время приходится повторять, если снова и снова ты тащишь на исповедь воз прежних пригрешений, значит, не так уж сильно хочешь стать христианином – человеком, подобным Христу.
Думаю, готовясь к исповеди, надо стараться осознать МЕРУ своего покаяния. В чём оно – в словах или в самой жизни? А если в жизни уже, то что твоё покаянное движение – лёгкий ветерок, сметающий пыль с лица, или шквалистый ветер, выкорчёвывающий из души вековечные страсти?
А второй момент таков. Надо стараться честно всматриваться в свой внутренний мир и прислушиваться к тому, в чём тебя обличают другие люди (это святые отцы рекомендуют, хотя по себе знаю, соглашаться с упрёками чрезвычайно трудно). Ну, например, одна моя знакомая жалуется, что у неё самый большой грех – отсутствие терпения. Она не понимает, бедная, что это всем остальным нужно бездну терпения, чтобы её вынести. Впрочем, зрение своих грехов даётся по мере духовного роста. Часто мы каемся в чём-то второстепенном, тогда как главного в себе просто не видим и не хотим видеть.
Многие считают христиан слабыми людьми, но сколько же человеку нужно отваги и мужества, чтобы он решился увидеть себя таким, каков он есть на самом деле, без иллюзий – глазами Бога! И ещё больше, чтобы, увидев, решился себя МЕНЯТЬ. Впрочем, когда понимаешь, что этого хочет Бог, сила приходит – Его сила.
Ирина Дмитриева