Православное фэнтэзи

Так определяют жанр произведений Юлии Вознесенской. В 2002 году вышли в свет две её книги – «Путь Кассандры, или приключения с макаронами» и «Мои посмертные приключения» – и сразу же вызвали бурные споры в православной и литературной среде.

Судьба писательницы очень необычна. Она была правозащитницей, диссиденткой, сидела в тюрьмах и лагерях. В 1980-м была выслана из СССР в Германию. Ныне её жизнь тесно связана с Леснинской Свято-Богородицкой женской обителью во Франции.

В 1999 году у Юлии Вознесенской был обнаружен рак. Как рассказывается в газете «Радонеж» (№ 9, 2003), счёт шёл не на недели, а на дни. В это же время ей пришлось провести месяц в Питере у больной матери. Незадолго до отъезда Юлия зашла в маленький магазин церковной литературы. «Там она увидела юношу, который грустно расспрашивал продавщицу, сколько стоит двухтомник Иоанна Златоуста. Грустно, потому что денег у него на книги всё равно не было. Юля, увидев, что они ему действительно нужны, купила ему оба тома и попросила помолиться, сказав о своей болезни. И этот горячий, светлый мальчик вдохновенно ей ответил: «Я вас вымолю. Обязательно вымолю».

Этот разговор слышала продавщица, подарила Юле аудиозапись акафиста «Всецарица», посоветовала, где можно купить книжку с его текстом и икону. Так Вознесенская узнала о Благой Целительнице и стала читать акафист «Всецарице». А перед самой операцией ей вручили бутылочку с маслом от её иконы. Когда она вернулась в Мюнхен на операцию, раковых клеток обнаружено не было. Господь послал ей исцеление, и именно после этого была написана первая повесть-притча – «Мои посмертные приключения»».

Перед тем, как эта книга попала мне в руки, я уже начиталась в газете «Фома» самых противоречивых откликов о ней. Одни говорили: «Ни в коем случае не советую вам покупать эту книгу… Если вы хотите узнать что-то о жизни души после смерти тела, читайте лучше святых отцов, а не женские выдумки». Другие сомневались: а правильно ли определена тема книги? Скорее всего, это не попытка описать «ТОТ мир», а повод для разговора «о заблудившейся человеческой душе, забывшей Бога». «Вместо тайн, вместо глубины нам преподносится всё по-земному ясно и понятно, а иногда и плоско», – возражал священник Аркадий Шатов. «Я давно не встречал такого увлекательного чтения, такой плотности событий, действия, такой завораживающей интриги. Это настоящий приключенческий роман, написанный красивым литературным языком», – утверждал авторитетнейший литературный критик Павел Басинский (Литературная газета, № 44, 2002).

Действительно, повесть захватывает так, что не можешь от неё оторваться. Мне кажется, понятно, что приключения героини – это всего лишь художественный вымысел и нельзя относиться к написанному буквально, что правду о загробном мире лучше узнавать, читая «Слово о смерти» Игнатия Брянчанинова. На мой взгляд, важнее другое. Эта книга заставляет задуматься скорее не о смерти, а о своей собственной жизни, переоценить прошедшие события и признать за собой вину именно в том, в чём раньше обвинялись другие люди или обстоятельства. И что интересно, эти выводы приходят сами собой, спонтанно, параллельно с чтением. Ведь одно дело, когда ты примериваешь на себя список грехов из брошюры «Как надо каяться», а другое – когда перед глазами встают такие, бьющие по сердцу, картины:

А вот о том, что ожидало меня на следу­ющем мытарстве, мне страшно вспомнить и по сей день.

– Впереди мытарство убийства, – объя­вил Ангел.

– Проскочим, – уверила я его, окрылен­ная минувшими успехами. – Ей-ей, никого в жизни не убивала, не считая мух и кома­ров.

– Могут и мух занести на твой счёт, не шути с этим: случалось и такое, – нахмурил­ся Дед. – За ней и вправду ничего нет? – спро­сил он Ангела.

– Есть! – коротко ответил Хранитель. Дед укоризненно взглянул на меня и взялся правой рукой за свой крест.

Навстречу нам уже выплывало очеред­ное смрадное облако. Мрачно ухмыляющие­ся бесы были обряжены в карикатурные вра­чебные халаты и окровавленные клеёнчатые передники.

– Обвиняется в убийстве сына Александ­ра и двух дочерей, Татьяны и Анастасии! – торжественно произнёс главный бес и под­нял вверх окровавленные лапы.

– Что за чушь! – завопила я. – У меня никогда не было детей!

Я не стала им объяснять, что в восемнад­цать лет я сделала аборт от такого же сопли­вого любовника и с тех пор больше не могла иметь детей.

– Александра мы тебе сейчас предста­вим, а Татьяна с Анастасией должны были появиться по замыслу твоего Хозяина, но ты распорядилась по-своему. Бесы в окровавленных халатах вырвали меня из рук Ангела и Деда и поволокли куда-то по туманным коридорам, глумливо приго­варивая: «Сейчас сыночка увидишь, любя­щая мамочка! То-то обрадуешься!».

Мы оказались в большом зале с кафель­ными стенами и круглым бетонным бассей­ном посередине. Из него поднимался пар и струился сладковатый тошнотворный запах.

Я не могу и не стану описывать того ужа­са, что открылся моим глазам, когда бесы подтащили меня к краю бассейна и застави­ли туда заглянуть. <…>

Когда я более-менее пришла в себя, они предупредили меня, что впереди осталось последнее мытарство – мытарство немилосердия. Я решила про себя, что мы его про­скочим, но вслух ничего не сказала. И пра­вильно сделала.

Никогда я не прошла мимо нищего, не подав ему хотя бы монетки, друзьям всегда была готова помочь в беде, любую вещь лег­ко отдавала, если в ней кто-то нуждался. За­нималась и прямыми делами милосердия: помощью семьям политзаключенных во вре­мена политического террора, помогала чер­нобыльским беженцам и жертвам армянских землетрясений, а в годы перестройки зани­малась гуманитарной помощью пенсионе­рам в России. Каково же было мое изумле­ние, когда на этом мытарстве в меня полете­ли обвинения в «немилосердии, доходящем до людоедства».

Технизированная нечисть снова предъяв­ляла мне сцены из своих фискальных филь­мов. Вот я спорю с отцом о политике, бью его цитатами из классиков марксизма-ленинизма, которых он, бедняга, знал хуже меня, читаю ему Декларацию прав человека, и объясняю, что это подписанный СССР международный документ, а вовсе не антисоветский самиздат, как он думал. Пока мы с ним спорим, позади нас появляются две тени – его и моя. И моя зловещая тень, ощерив длинные острые зубы, вгрызается в печень отца! Я ведь и вправду умела достать его до печёнок. Почти такие же сцены повторялись с моим мужем. <…>

Как написала в «Фоме» Мария Белкина: «Очень ярко Юлии Вознесенской удалось выразить мысль о том, как один грех, один проступок может изменить всю дальнейшую жизнь, направить её не по тому пути. Неправильно сделанный выбор между добром и злом приводит в конце концов человека к «разбитому корыту» – и такой результат жизни вовсе не кара богов, не злой античный рок, а последствие нашего собственного малодушия, нежелания думать: «Позвольте пригласить вас, мадам, на просмотр вашей несостоявшейся жизни! – глумливо произнёс бес»… После чего перед героиней проходит картина её возможной жизни – какой счастливой и полноценной она могла бы быть, если бы Анне хватило мужества и разума не сделать в восемнадцатилетнем возрасте аборт, – перед ней прошла «несостоявшаяся прекрасная жизнь, в которой не было ни лагеря, ни эмиграции, ни моей правозащитной деятельности, но было нечто гораздо более важное и нужное: дети и Церковь».

Следующие две части книги посвящены описанию рая и ада. Всё происходящее передаётся языком реальной действительности и именно это, по-моему, помогает легко представить себя на месте героини. Вот, к примеру, как описывает Юлия Вознесенская одно из адских мест. Внешне оно напоминает обычный земной курортный город. Молодые и красивые мужчины и женщины ведут беспечную жизнь, развлекаются. Анна (героиня повести), пожив в нём, делится своими впечатлениями: «Мне и этот город, и эта вилла со стильной мебелью, садом и бассейном казались какой-то театральной декорацией. Не нравились мне и жители города. Они пытались наслаждаться жизнью, им было доступно всё, что укладывалось в потребительское понятие «красивой жизни», даже собственный возраст и внешность. Они не болели и не умирали, но они изнывали от скуки и ничегонеделания, от всеобщего ко всему и ко всем равнодушия. Здесь никто никого не любил. Пары как-то случайно и бездумно сходились, иногда какое-то время жили вместе, томясь от тоски вдвоём и лениво скандаля, потом также случайно и нечаянно расходились, а встретившись на другой день на улице, уже не узнавали друг друга. Никто ничего не помнил ни о себе, ни о других. Вообще ни о чём».

Когда Анна покидала этот город, то вот что она увидела с высоты птичьего полета: «Никакого города под нами не было: ни вилл на холмах, ни парков, ни пёстрой набережной. Под нами раскинулась огромная свалка с горами мусора. Сверху можно было различить ржавые остовы автомобилей, поблескивающие пустые бутылки, пёстрые пластиковые пакеты, ломаные ящики и прочий городской хлам. Между горами мусора бродили серые согбенные фигуры мужчин и женщин, роясь в отбросах, что-то собирая в грязные пластиковые сумки. Вода в некогда лазурной бухте была покрыта мазутными разводами, и даже сверху были видны пустые бутылки, пластиковый сор и разная канализационная дрянь на её поверхности. Над всем этим распадом метались чайки, крича противными кошачьими голосами.

– Я так это и воспринимала, – сказала я Ангелу. – Не  глазами, а нутром. Мне всегда чудился во всем этом какой-то обман.

– Так оно всегда и было. Ты ведь знаешь, кто архитектор и строитель этого города беспамятных счастливчиков – отец лжи и мастер мистификаций. Если сдернуть покрывало иллюзии, многие земные города выглядели бы не лучше».

Описание рая Юлией Вознесенской подвергается наибольшей критике. Протоиерей Аркадий Шатов считает, что «в раю, нарисованном воображением писателя, скучно жить». Но даже если признать, что райские картины автору удались меньше, то, по-моему, у неё получилось другое: объяснить, почему грешной душе невозможно находиться в раю:

– Почему Бог хочет разлучить меня с моими близкими? Неужели Ему жалко уделить мне местечко в долине? Я ведь не рвусь на седьмое небо, не стремлюсь к какому-то высшему духовному совершенству, – мне бы пожить спокойненько здесь, на краешке Рая!

– Это ты сейчас так говоришь. Ты любишь свою семью, а не Бога. А без любви к Богу ты не сможешь жить в мире Его любви… Все прежние страсти, не изжитые тобой при жизни, оживут в тебе и начнут действовать. Рай покажется тебе пресным и скучным, и ты не сможешь с этим бороться и впадёшь в уныние. <…>

– Неужели Бог не может вырвать всех грешников из ада, простить их и поселить в Раю?

– И во что превратится Рай? Грешники понастроят супермаркетов и дискотек, придумают моду и начнут производить модные вещи, разделятся на партии, церкви превратят в дискуссионные клубы, и очень скоро бедный рай превратится в ухудшенный вариант Земли…

И конечно, каждый, кому туго придётся на мытарстве гордости, узнает себя в споре героини с её Ангелом:

– Вот вы все твердите мне, что Бог милостив к грешникам, — начинала я, а ещё утверждаете, что Он ни в чём не ограничивает мою свободу. Но ведь Бог не хочет, чтобы я грешила, так? И тем самым Он уже ущемляет моё право свободно распоряжаться своей судьбой.

– Нет, Бог действительно ни в чём не ограничивает тебя. Он хочет, чтобы ты сама себя ограничила. Он любит тебя и ждёт, что ты это сделаешь из любви к Нему.

– Почему же Он не скажет об этом прямо?

– Он сказал об этом предельно прямо. Ты ведь читала Евангелие?

– Конечно, и была потрясена им.

– Что же тебя потрясло?

– Красота стихов. Оно написано таким верлибром!

– О Господи! – Ангел всплеснул и руками, и крыльями. – И тебе ни на миг не пришло в голову, что Евангелие – это Благая Весть, обращённая непосредственно к тебе? В нём совершенно ясно изложены условия спасения твоей души – ты не заметила?

– Нет. Какие же это условия?

– Полное соблюдение заветов Христа.

– Что-то такое мелькало в моём уме, я даже пыталась представить себе, что будет со мной, если я начну жить по заповедям.

– И что же ты себе представила?

– Что я перестану быть самой собой, утрачу индивидуальность и даже могу превратиться в ханжу и лицемерку. Я сразу же отбросила эту мысль.

– И упустила шанс начать дело своего спасения.

Журналистка газеты «Радонеж» спросила у Юлии Вознесенской о продолжении «Кассандры», которое называется «Паломничество Ланселотта»:

– И всё хорошо кончается? У вас вообще очень оптимистичные книги, в них как будто звучит лейтмотив «Слава Богу за всё».

Писательница ответила:

– Да, конец хороший – это конец Света. Но ведь нам обещано, что всё хорошо кончится. Апокалипсис хорошо кончается. Поэтому и все наши маленькие истории хорошо кончаются. Хотя мы иногда не хотим этого видеть.

Екатерина СОФРОНЕЕВА

На заставке обложка книги Юлии Вознесенской «Мои посмертные приключения»