Чего испугался принц Гаутама
Недавно я понял, что мы – европейцы, даже те, кто живёт в моей родной Якутии. Почему? Да потому, что только люди, впитавшие в себя позитивное, христианское, отношение к жизни и смерти, могут так радостно воспринимать идею реинкарнации. Это ведь только для нас пресловутое «переселение душ» – способ прожить жизнь заново. Это ведь только мы можем верить, что праведный буддист после всех перерождений попадает в нирвану, где и блаженствует вечно.
Известный богослов диакон Андрей Кураев говорит, что если человек хоть немного знает индийские религии, он никогда не подойдёт к индусу на улицах Бомбея и не пожелает ему, чтобы в следующей жизни тот родился кастой выше. Любой буддист, кришнаит, индуист или брахманист завопит: «За что!? За что ты желаешь мне этой участи!?» Только для нас, европейцев, жизнь (на подсознательном, сформированном христианской культурой уровне) – это не одно только страдание, а смерть – не обязательно переход к новым мученьям.
Эту точку зрения пытается оспорить современный индийский философ Бхагаван Шри Раджнеш. В своих «Размышлениях об изречениях Иисуса» он говорит: «Когда кто-нибудь как-нибудь упоминал о смерти, Фрейд начинал дрожать. Дважды он даже терял сознание и падал со стула только потому, что кто-то говорил о мумиях Египта. В другой раз Юнг тоже говорил о смерти и о трупах, и вдруг Фрейд задрожал, упал и потерял сознание. Если смерть так страшна для Фрейда, что тогда говорить о его учениках? И почему смерть вызывает такой страх? Можете ли вы себе представить Будду, боящимся смерти? Тогда он больше не Будда».
Но, во-первых, Фрейд высокомерно отрицал христианство, а во-вторых, увлекшись полемикой, достопочтенный Бхагаван Шри Раджнеш, очевидно, забыл, что Будда и стал Буддой именно благодаря возникшему у него страху смерти.
Как вы знаете, Принц Гаутама родился в 460 году до Р.Х. в одном из северных княжеств Индии. Он жил, наслаждаясь жизнью, ему ничего не позволялось знать о нищете, болезнях, старости, смерти и т.д. И вот однажды, попав в город и увидев сначала тяжело больного человека, затем убогого нищего и, наконец, тело мертвеца, 29-летний Гаутама был так потрясён, что убежал из царского дворца, чтобы найти спасение от страдания и смерти.
Но почему все эти вещи так потрясли будущего Будду? Почему знания о болезнях, старости, смерти не поражают воображение европейца? Да потому, что Будда до момента его просветления был индуист. А для древних религий Индии реинкарнация – это повторение неизбежного: мы родимся, значит, мы вновь будем больными, стариками, снова будем страдать… Какой ужас! Все великие религии Индии воспринимают реинкарнацию как проклятие, как колесо смерти, из которого надо выскочить. Свой путь для этого указывает Кришна, свой – Будда.
За что родятся баобабом
Чтобы не быть обвинённым теми, кто считает буддизм жизнеутверждающей весёленькой религией, сделаю существенную оговорку. Писать о буддизме вообще – всё равно, что писать о христианстве вообще. Потому далее под словом «буддизм» я буду иметь в виду не одну из многочисленных ветвей и школ современной буддийской религии, а буддийскую религиозную философию. Очевидно, буддизм есть теория и практика спасения, то есть отвечает религиозным запросам человеческой души. Но кого и от чего спасает это учение?
Спасение, которого ищет буддист, есть спасение от страданий. «Рождение – страдание, жизнь – страдание, смерть – страдание», – гласит первая из «четырёх благородных истин». Далее формулируется учение о причине страданий: она – в желаниях, в жажде существования. Эта жажда постоянно приводит к новым рождениям и, соответственно, новым страданиям и злу. Круговорот рождений и смертей называется в буддизме колесом сансары. Третья благородная истина обнадёживает: «Возможно прекращение страдания»; четвёртая – сообщает о том, каков именно путь избавления от страданий. Цель этого пути – «соскочить» с колеса сансары, прекратить дальнейшие перерождения, войти в нирвану.
А вот на вопрос – кто страдает и кто спасается от этих страданий – ответить сложнее. В христианстве есть такое понятие как «душа» человека, считающаяся бессмертной и свободной. Есть и другое понятие – «Я», «личность». Христианское учение о спасении гласит, что душа бессмертна, но она может навечно оказаться в аду – там, где нет Бога, однако её можно спасти, дать вечную жизнь и блаженство в Боге.
Будда же принципиально отказывался отвечать на вопрос, существует душа человека или нет. Он возражал как тем, кто верил в её объективное и вечное существование, так и тем, кто её радикально отрицал. Буддизм проповедует, что личность человека иллюзорна, объективно существует лишь поток сознания, совокупность наших «впечатлений», из которых слагается зыбкая и непрочная реальность. В человеке нет такого начала, которое было бы неизменно, вечно, и руководило бы всем, что он делает. То есть души и личности (в нашем понимании) у человека нет, а значит, нет субъекта для спасения.
Поэтому перерождение в буддизме не есть переселение души, но всего лишь некоторая причинно-следственная связь между бытием одного индивида и другого (это называется принципом взаимозависимого существования). Если я «туп, как дерево» и благодаря этому «родился баобабом», то это нельзя воспринимать как наказание за грехи для моей души, которая воплощается в теле пресловутого дерева и должна исправиться. Строго говоря, не следует даже говорить, что баобабом родился именно я, ибо меня-то и нет. Я не наказан, но моё существование необходимым образом стало причиной рождения баобаба.
«Машина причинности, – как пишет в своей книге «Ранняя буддийская философия» современный российский учёный В.Г.Лысенко, – есть непреложный закон, действующий в сансарном мире».
Если «я», наоборот, «улучшил свою карму» и дорос в следующей жизни до министра, это не есть мне «поощрение» и возможность стать ещё лучше. Все эти перерождения – лишь осуществление причинно-следственной связи между моим потоком сознания и потоком сознания министра (баобаба). Действие этой «машины причинности» невозможно преодолеть, пока человек не соскочит с колеса сансары. Поэтому выражение «переселение душ», неприменимо к буддизму, ибо душ как таковых нет. Значит, нельзя понимать перерождение как «шанс исправиться»: шанс-то даётся, но исправляться будете уже не вы, а тот самый баобаб.
Нирвана – не Рай
Конечная цель буддийского спасения называется нирваной. Некоторые понимают нирвану как состояние абсолютного блаженства, сходное с раем. Это совершенно не так. Даже если считать нирвану блаженством, это – лишь отрицательное блаженство. В «Вопросах царя Милинды», авторитетном буддийском тексте I века до Р.Х., такое блаженство сравнивается с состоянием человека, с которого сняли кандалы или который выбрался из вязкого болота. Никакого положительного счастья, вечного бытия здесь нет, нирвана в первую очередь есть не-страдание. Более того, самостоятельное существование нирваны (как и души, личности и мира) буддизмом отрицается.
В переносном смысле буддийские тексты иногда называют нирвану «бессмертием», но это лишь художественный эпитет. Ничего общего ни с раем христианства, ни с иными индийскими религиями она не имеет. Только одно слово является определением нирваны – «уничтожение». Классик отечественной буддологии Ф.И.Щербацкой пишет: «В буддизме нет недостатка в раях, но нирвана находится вне всяких доступных воображению сфер – это абсолютный предел. Слова “бессмертное место” [по отношению к нирване] просто означают неизменное, бессмертное и безжизненное состояние, ибо под ним подразумевается место, где нет ни рождения (т.е. перерождения), ни смерти (т.е. повторной смерти). Люди навсегда исчезают в нирване, угасая в ней».
Полное угасание бытия человека, которое буддисты любят сравнивать с зыбким пламенем свечи, – вот конечное стремление буддизма. Атеисты считают, что бытие человека полностью прерывается с его смертью. В отличие от них буддисты учат, что бытие прекратить действительно нужно, но это не так-то просто сделать. Надо ещё постараться, чтобы пламя погасло. Осуществление этого идеала во вселенских масштабах – постепенное угасание всех мифологических миров, о которых рассказывает Будда.
Не хочу быть колбасой
Отец Андрей Кураев говорит: «Когда я вижу самые высокие идеалы в других религиях, то оказывается, что всем им есть место в христианстве, но в христианстве есть и нечто более возвышенное. Чего ищет буддист? Освобождения от страстей. Разве этому не учит православная аскетика? Но там, где буддист говорит о пустоте нирваны, христианин скажет о полноте, о преизбыточествующей жизни в Царствии Божием. Чего ищет брахманист? Он ищет слияния с божеством. Но разве не это же проповедует христианская мистика? Только она при этом говорит, что человек, сливаясь с Богом, не растворяется в Нём, а продолжает быть человеком. Чего ищет даос? Он ищет в этом мире узреть отпечаток Дао, вечную гармонию. А разве не о том же увековечении нашего мира учит христианство? Святой человек в даосизме – не умирает. Даосские предания говорят о некоторых монахах, которые погружались в медитацию столь далеко, что переживали столетия. Они сидят, как мертвецы, по всему видно, что мертвецы, но даосы верят, что они живы. Даос желает увековечить свой лик, своё тело. Но не этому ли учит христианская идея о воскрешении из мертвых? Только это воскрешение – к жизни, не ко сну, и воскрешение в преображённом теле, а не в том, которое у нас есть».
К чему я привёл эти слова? Козьма Прутков говорил: «Многие люди подобны колбасам: чем их начинят, то и носят в себе». Давайте всё же думать, чем нас начиняют, давайте сравнивать, сопоставлять, критически оценивать, подвергать сомнению. И, может быть, в результате своей религией вы выберете буддизм. Может. Но только это будет настоящий выбор.
Андрей ЗАЯКИН, аспирант физфака МГУ