Русская Германия
«Здесь заповеданность истины всей»
(Фауст, ч. II, V акт)
Российское присутствие в Германии очень заметно. Начиная с того, что русской речи на улице совершенно не удивляешься, и заканчивая русскими магазинами и ресторанами. Но главное, в Берлине доступны православные церкви. Только храмов Московской патриархии, по меньшей мере, четыре, причём в одном из них служба ведётся исключительно по-немецки. Есть маленькая церковь РПЦЗ, находящаяся на частной квартире и, конечно, храмы других православных юрисдикций.
В кафедральном Воскресенском соборе (Christi-Auferstehungs-Kathedrale) – родная российская обстановка, всё – от записок до свечек – напоминает детали нашей приходской жизни. Но есть несколько необычных для нас моментов.
Главное, что литургия часто служится с открытыми Вратами и с гласным произнесением Евхаристического канона. Как следствие – молитвенная, благоговейная атмосфера среди прихожан перед Таинством Причастия здесь ощущается больше, чем в среднем российском приходе. Весь храм застелен коврами; завидую прихожанам – во время Великого Поста можно поберечь колени, совершая земные поклоны.
Ностальгические чувства у меня вызвала книжная лавка, при хорошей погоде перемещающаяся во двор храма, книги, которых у нас уже лет десять не видно в продаже – старые издания работ отца Александра Меня и других богословов и публицистов.
И – чисто немецкая деталь церковной жизни – банковские реквизиты на доске объявлений: в немецких приходах как католических и лютеранских, так и православных фиксированное членство, что предполагает регулярное перечисление определённой суммы на храм. Её добровольно определяет сам прихожанин, и дело здесь не в количестве денег, а в осознании своей принадлежности приходу и ответственности перед ним.
Другой интересный момент – хотя воскресное богослужение совершается по-церковнославянски, Евангелие, Апостол и молитва перед Причастием звучат также и по-немецки. Некоторые ектении и возгласы даются только по-немецки. Впрочем, есть в Берлине и чисто немецкоговорящий приход святого Исидора Ростовского и Бранденбургского. Этот чудотворец и аскет XV века удивительным образом связывает Россию и Германию: родившийся в Пруссии, он пришёл на русскую землю и принял на себя тяжёлый подвиг юродства Христа ради.
Прихожане храма Воскресения – православные берлинцы – в основном из недавно приехавших в Германию. Много молодых семей с детьми. Студентов, пожалуй, меньше, но всё же не я один.
Одним из старейших православных храмов в Германии является церковь святого Александра Невского в Потсдаме. Она была возведена в 1829 году для «русской колонии», состоявшей из нескольких музыкантов, «подаренных» Николаем I прусскому королю Фридриху-Вильгельму III. Для них также были построены настоящие русские избы – мощные бревенчатые дома с резными наличниками, ставнями и изящными «рушниками» (архитектурная деталь северо-русских домов, напоминающая полотенце). Дома эти сохраняются до сих пор, и в некоторых их них живут потомки тех самых царских музыкантов. Даже улицы «русской колонии», по замыслу её создателей, должны были напоминать о России – в плане они образуют Андреевский флаг.
Если богослужение в потсдамском храме проходит примерно с той же долей церковнославянского и немецкого, что и в Берлине, то проповедь батюшки полностью переводится на немецкий. Правда, священнику иногда приходится останавливать переводчицу и переводить себя самому, если та не справляется с богословскими терминами.
Другой неожиданный уголок нашей Родины обнаружил я в Веймаре. Это город Шиллера и Гёте, немецкой классики и в то же время великой Княгини Марии Павловны, дочери Императора Павла I, вышедшей замуж за Великого Герцога Саксонского и Веймарского Карла Фридриха. Память о ней бережно сохраняется; она покровительствовала искусствам (вплоть до оплаты долгов Шиллера), учреждала библиотеки, собирала живопись, организовывала музыкальные школы. Капельмейстером при её дворе был Ференц Лист, у которого сложились непростые отношения с некоторыми другими немецкими князьями. Благодаря Марии Павловне в Веймаре возник православный храм, соседствующий с фамильным склепом курфюрстов. В нём, почти под стенами храма, похоронен и великий Гёте.
Католический Берлин
И в небе ангелы поют хорал,
Который встарь у гроба ночью дал
Начало братству нового завета.
(Фауст, ч. 1, «Ночь»)
Хотя Берлин и не католический город, в воскресный день главный собор католиков – храм св. Ядвиги – полон, не всем даже хватает места на скамейках. На одной из служб мне довелось побывать.
Перед началом мессы к алтарю проследовали, помимо священников, несколько человек со знамёнами, облачённые в старинную униформу – шляпы с плюмажем, бряцающие шпаги и шпоры – и заняли места по обе стороны алтаря. Месса была обозначена в расписании как «Pontifikalamt», т.е. «архиерейская служба», но епископа среди священнослужителей не было, уж не знаю по какой причине. Мессу совершали на немецком языке, за исключением некоторых традиционных песнопений («Kyrie, eleison» на греческом, «Agnus Dei» и «Sanctus» на латыни). Обыденный немецкий язык как-то мною совершенно не воспринимается как богослужебный; звучит сухо и натянуто. Но это моё личное впечатление. Кстати, латинскую мессу в Берлине я всё-таки слушал – в концертном исполнении в филармонии.
Те, кто считает, что в храмах западноевропейских христианских конфессий можно сидеть и отдыхать на скамеечке, слушая приятную музыку – глубоко заблуждаются. Значительную часть службы – во время чтения Евангелия, ектений, в другие моменты – католики молятся стоя; а весь Евхаристический канон – на коленях. Подобное же я наблюдал и в лютеранских кирхах. И это хорошо, поверьте: выдержать тридцати-, сорокаминутную проповедь протестантского пастора, сидя неподвижно, очень тяжело.
«Культура смерти» по-германски и не только
«Здесь не тевтонской пляской смерти
Вас встретят ряженые черти»
(Фауст, ч. II, I акт)
В одной из самых старых церквей Берлина – святой Девы Марии (Marienkirche), находящейся в историческом «сердце» города, квартале Nikolaivictel (свт. Николая), у входа расположено несколько – в человеческий рост – панелей из оргстекла, с нанесёнными на них, как поначалу кажется, совершенно хаотически, кусочками мозаики. Приглядевшись, понимаешь, что они должны образовывать какую-то композицию – вот царская корона, вот деталь облачения епископа… Всю картину целиком посетитель может представить по средневековому свитку с миниатюрным изображением всей мозаики – Todestanz («Пляска смерти»). На ней смерть с косой уводит за собой всех средневековых персонажей: папу, кайзера, кардинала, курфюрста, монаха, рыцаря…
Тема смерти акцентируется в этой церкви и огромным количеством вмурованных в стены храма надгробий достойных граждан Берлина. Изображённые на них аллегории – адамова глава, песочные часы, дама с косой – должны напоминать живущим о скоротечности жизни.
Покойный римский папа Иоанн-Павел II говорил, что «культура смерти», которая доминирует в современном секуляризованном западном мире, «представляет угрозу для будущего». Поневоле задумаешься, а точно ли «культура смерти» есть порождение расцерковлённой действительности? Не лежат ли её корни глубже, в истории ещё-церковной-Европы?
Опасения Иоанна-Павла II, действительно, не беспочвенны. Под «культурой смерти» он понимал, прежде всего, снижающуюся ценность человеческой жизни в «либеральном» мире, проявляющуюся в повсеместной легализации и общественном одобрении абортов, попытках легализации эвтаназии.
Последняя тема интенсивно обсуждается германской общественностью. Сторонников эвтаназии в Германии не смущает даже то, что первыми её применили нацисты во время войны, причём, по отношению к собственному народу. По гитлеровскому плану, уничтожению подлежали дети с врождёнными недостатками или умственной отсталостью, психически больные, инвалиды. Мотивация этой программы – «расовая чистота нации» – была такой же, как и мотивация геноцида евреев, русских и прочих, кого расистская идеология относила к категории «Untermensch» – «недочеловек».
Под давлением Католической Церкви, в частности, кардинала Климента Галенского, открытая практика эвтаназии была прекращена, но скрыто она продолжалась до конца войны. Удивительно и прискорбно, что нынешние поборники эвтаназии применяют часто те же аргументы, что и нацисты.
Прожорливый Люцифер
«Пасть адову сюда!»
(Фауст, ч. II, V акт)
Исторически первый храм Берлина – святого Николая – вблизи ратуши был сильно повреждён во время войны, и восстановлен как музей, а не как действующая церковь.
В притворе храма стоит небольшая бронзовая скульптура с каким-то рычажком сбоку. Гадая, что же это за персонаж (на святого он не походит, выражение лица – отталкивающее, да ещё непонятные шишки на голове…), я прочитал на нём табличку: «Добрый день, меня зовут Люцифер. Положите мне в ладонь деньги, и вы увидите, как я их ем». Пока я недоумевал, подошла очередная порция туристов, кто-то положил евро в ладошку этому неприятному бронзовому типу с рогами и повернул рычаг. Монетка оказалась в пасти идола и с оглушительным грохотом упала в его чрево (мне показалось, что там что-то взорвалось).
Свадьба Лютера продолжается
Водилась крыса в погребке,
Питалась ветчиною,
Как Лютер, с салом на брюшке
В два пальца толщиною.
(Фауст, ч. I, «Ауэрбахов погреб в Лейпциге»)
Протестантизм, покончив с католической обрядностью, почитанием святых, реликвий, паломничеством, очень скоро породил свои религиозные традиции. Особенно заметно это в замке Вартбург близ Айзенаха в Тюрингии, где Лютер скрывался от преследований и перевёл Новый Завет на немецкий язык. Этот замок стал местом паломничества для добрых лютеран. Посетителям показывают Lutherstube – «каморку Лютера» – келью, где он занимался переводом. Признаться, я так и не разглядел на стене чернильное пятно (по преданию, Лютер запустил чернильницей в дьявола, мешавшего ему работать).
Вартбург – не единственное «культовое» место для протестантов. Ещё с XVI века лютеранские паломники ездили в Айслебен – город, где доктор Лютер родился и умер, в Виттенберг – место публикации знаменитых тезисов, в Эрфурт, где Лютер постригся в монахи. Даже такой факт, как последовавшая через двадцать лет монашеской жизни женитьба Лютера на Катерине фон Бора, стал частью народной протестантской культуры: в Виттенберге в июне происходит городской фестиваль под названием «Свадьба Лютера».
Вместо послесловия
Моё пребывание в Германии не было «журналистской командировкой». Большую часть времени я проводил в университете. Поэтому настоящие заметки не претендуют на глобальные обобщения культурологического плана. Но, я надеюсь, мои личные впечатления от западного христианства и западноевропейской культуры, создавшиеся «между делом», и возникшие под их влиянием размышления, будут интересны кому-то из наших читателей.
Андрей ЗАЯКИН,
аспирант физфака МГУ,
Берлин – Москва