В начале марта в Якутске состоялось расширенное заседание епархиальной комиссии по канонизации святых, которая представляет в Священный Синод кандидатуры выдающихся священников и мирян Якутии. Сегодня в списке кандидатов на канонизацию 12 якутян.
Мероприятие, проводимое Якутской и Ленской епархией, на сей раз поменяло привычный формат. Во-первых, потому, что проходило в Национальной библиотеке РС(Я). А во-вторых, оттого, что, помимо якутских священнослужителей, учёных, библиотечных работников, студентов и т.д. его участниками стали гости из-за пределов Якутии.
В их числе – кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института российской истории РАН, доцент кафедры истории Церкви МГУ им. Ломоносова Елена БЕЛЯКОВА.
– Елена Владимировна, что заставило Вас отложить дела и отправиться за восемь тысяч километров от Москвы на север – в Якутск?
– Как учёного, меня всегда волновало влияние православия на современное общество. И хотя я занимаюсь памятниками канонического права ХV-ХVII веков, как историк, прекрасно понимаю: если мы не уясним, что во взаимоотношениях Церкви и общества происходит сегодня, то нечего заниматься и древностью. (Поэтому в последней монографии «Женщина в православии: церковное право и российская практика» (авторы Белякова Е.В., Белякова Н.А., Емченко Е.Б.) мною написаны не только главы, относящиеся к древности, но и раздел по ХХ веку).
Кроме того, с Якутией я связана особым образом. Один мой дед был начальником зимовки на острове Врангеля – это было время освоения Севморпути. Сама я родилась в Пеледуе. Дело в том, что отец и мама – выпускники философского факультета МГУ – пару лет преподавали в поселковом училище. Отец приехал туда в 1954 году, через полгода к нему перебралась и мама. Потом мы долго жили в Братске… Поэтому ситуация с православием в Сибири, и особенно в Якутии, мне очень интересна – для истории России это значимый край.
– Елена Владимировна, как человек, работающий на кафедре истории Церкви МГУ, Вы, разумеется, владеете информацией, как процесс канонизации проходит в целом по России. Насколько трудно он продвигается?
– Канонизация новомучеников в Русской Православной Церкви началась довольно поздно. Сначала в стране шёл процесс реабилитации, который стартовал ещё в 1956 году и к которому позже присоединилась Церковь. Уже на Поместном соборе 1917 – 1918 годов было решено собирать сведения о тех, кто оказался гоним за веру. Ведь первые расправы начались практически сразу после Великой Октябрьской революции, в 1917 году. В Киеве был убит митрополит Владимир (Богоявленский). Аналогичные казни священников потрясли верующих в Петрограде и Москве. Потому на Соборе было решено создать единый список жертв.
Причём речь тогда шла даже не о канонизации, а о том, чтобы установить их общецерковное поминовение. Однако в советское время эта деятельность продолжаться не могла: в храмах запретили поминать арестованных епископов. А когда был арестован Патриарх Тихон, власти стали говорить о том, что нельзя публично молиться о тех, кто находится под судом. И хотя некоторые священники на свой страх и риск запрет нарушали, об установлении почитания казнённых не было и речи.
Восстановление памяти началось в 1990-е годы. Сначала в 1989 году был канонизирован Патриарх Тихон, потом митрополиты Владимир (Богоявленский) и Вениамин (Казанский), расстрелянный в Петрограде. Ну а дальше все епархии начали собирать документы о тех, кто в годы советской власти пострадал за веру.
– Судя по тому, как действует такая комиссия в Якутской епархии, это просто ювелирная работа…
– Да, потому что церковная память о многих людях оказалась утраченной: к примеру, неизвестен год их смерти. Когда в 1943 году митрополит Сергий (Страгородский) составлял списки людей, которые должны участвовать в Поместном Соборе, оказалось, что многих уже нет в живых – они казнены. Информации об этом у Церкви не было.
В 1990-е годы епархиальные комиссии начали потихоньку все эти данные восстанавливать. В итоге на сегодня канонизировано уже более 2000 новомучеников, а в базе пострадавших за Христа – более 32 тысяч имён. Разумеется, канонизируют не всех.
Историк Елена БЕЛЯКОВА
– По каким основаниям комиссия Священного Синода решает, кто может быть причислен к лику святых, а кто нет?
– На основании документов. Если в ходе следствия человек всё же подписал акт о том, что виновен, то канонизация не состоится. Это, к примеру, стало поводом для отказа в канонизации известного петроградского митрополита Иосифа (Петровых), который во время следствия вёл себя очень достойно. Но вот такая подпись в его деле всё же есть, хотя высказываются сомнения в её подлинности.
Чаще всего сведения о новомучениках восстанавливаются по следственным делам, знакомиться с которыми исследователям целиком не дают. В 90-е годы с этим было проще, а сейчас доступ к личным делам могут иметь только родственник, иные лица – с их обязательного разрешения. А как найти родственников убитого монаха, у которого заведомо не осталось потомства?
К тому же следственные дела – это очень специфичный источник информации. Следствие ведь вели не для того, чтобы установить правду, а чтобы повесить на человека обвинения, причём фантастические. Например, часто людей обвиняли в создании контрреволюционных заговоров, организации союза церковников, которого заведомо не существовало…
Ну и, конечно, сами подследственные в тех условиях вели себя по-разному. Были те, кто стоял на своём до конца, отказываясь сотрудничать со следствием. А другие шли на компромисс… Хотя, конечно, судить их за это нельзя. С фотографий, которые сохранились в делах, на нас смотрят такие измученные лица, что ясно, какое давление испытывали эти люди… Многие не выдерживали.
– Если человек – в таких условиях! – всё же признавал свою вину, неужели его смерть, то есть расстрел, не является извинительным аргументом?
– Если раньше ответ был бы скорее отрицательным, то сегодня ситуация начинает немного меняться. Например, в 2000-х годах стали канонизировать представителей церковной оппозиции: тех, кто в своё время не признавал Патриарха Сергия, кто умер под запрещением и т.д. Так, к примеру, был канонизирован епископ Виктор (Островидов) и ещё ряд архиереев, которые в своё время не поминали Патриарха Сергия.
Разные люди были и среди того священства, что приняли обновленчество. В их числе оказались очень достойные епископы, поддержавшие обновленчество по разным причинам и, вместе с тем, не выступавшие против Патриарха Тихона. Некоторые просто потеряли связь с центром, особенно здесь, в Сибири. Были дезориентированы… Так что, принимая во внимание всё это, возможно, к ним отношение со временем тоже изменится.
– Елена Владимировна, а когда Вы сами заинтересовались этой темой так, что она, по сути, определила Вашу профессиональную стезю?
– Один из моих прадедов был дьяконом церкви в селе Тарасовка Луганской области. И хотя дедушка и бабушка после 1920-х годов в церковь почти не ходили, но веру сохраняли. В детстве нам рассказывали о прадеде, о том, как он ездил к отцу Иоанну Кронштадтскому… Бабушка и дедушка были живыми носителями другой, досоветской культуры, о которой всегда хотелось узнать побольше…
Регулярно ходить в храм я начала, поступив в университет, в начале 1970-х. Это не очень приветствовалось – можно было «вылететь» из МГУ. Однако в среде московской интеллигенции тогда уже был большой интерес к религии, вере, существовал религиозный самиздат.
Я познакомилась с известным реставратором Петром Дмитриевичем Барановским – студентами мы работали у него на субботниках по восстановлению Крутицкого подворья. Так что моё личное движение к Церкви укладывалось в какую-то общую струю.
Уже в университете я стала заниматься историей Церкви. У меня был очень хороший научный руководитель – историк Александр Иванович Рогов. В начале семидесятых годов он читал спецкурс «История Церкви», который потом закрыли. Между тем, спецкурс пользовался огромной популярностью – получить подобную информацию тогда было невозможно. Литературы не было, интернета тоже, а в библиотеках книги по церковной тематике не выдавались. На многих изданиях в библиотеках до сих пор стоит штамп ещё 1937 года: «не выдаётся».
Темой диплома я выбрала установление автокефалии Русской Православной Церкви. Пошла работать в Московское отделение Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры, где мы пытались спасать от сноса церкви, старинные здания и т.д. Дело в том, что, когда памятник получает статус государственного, ломать его уже нельзя. Общество старалось поставить под охрану как можно больше таких объектов. Это было тем более важно, что Москва и тогда переживала эпоху «большого сноса»: к примеру, когда строился Новый Арбат, разрушили дом Хомякова.
Помню, удалось отстоять палаты ХVII века на Кропоткинской. Когда туда подогнали бульдозеры, студенты выстроились в живую цепь. Когда попытались снести церковь на Погодинском бульваре, мы обратились в прокуратуру, организовали пикеты. В итоге от неё отступили.
Впрочем, основной снос церквей в СССР прошёл раньше, в 30-е и 60-е годы. В 1970-80-е обозначилась другая тенденция: общество собирало деньги на их реставрацию, так что обычно удавалось отреставрировать один-два храма в год. Пытались спасти и деревянные церкви – начали создавать музеи под открытым небом, куда свозили храмы из деревень. И хотя к этим музеям относятся по-разному, именно там старые церкви дожили до наших времён. А многих из тех, что остались на месте, уже нет…
– Елена Владимировна, поскольку процессы канонизации в России идут уже не первый год, очевидно, можно уже говорить и о каких-то уроках. На Ваш взгляд, в чём они?
– Во-первых, мало Церкви объявить, что этот человек – святой. Людям нужно дать информацию о нём, чтобы он действительно являлся для них нравственным ориентиром. Сегодня канонизированы 2000 человек, но зачастую их не знают даже в тех церквях, где они служили.
Во-вторых, мне кажется, канонизация всё-таки не должна идти по сословному признаку. К примеру, если в лагере погиб человек духовного сословия, то его канонизируют. Но мы же не знаем, в каком состоянии духа он пребывал в этот момент – может, в отчаянии? А если подле него был мирянин, достигший в своей твёрдой вере истинной святости, почему он недостоин причисления к лику святых?
Поэтому не стоит делить на «наших» и «не наших». Комиссии по канонизации обязаны заниматься всеми, кто этого достоин… Они должны помочь обществу восстановить память обо всех гонимых «по неправде», вернув неискажённое знание о прошлом России и судьбе её народа.
Елена ВОРОБЬЁВА