Князь мира – в нашей воле
Андрей, если Бог всемогущ и есть добро и любовь, то почему князем мира сего именуется зло и дьявол искушал Бога, предлагая ему все царства мира и все сокровища, разве они не творение божественное, как и всё остальное в мире?Нестыковочка тут.
Надежда.
Действительно, в Евангелии «Князем мира сего», в трёх местах беседы Господа с учениками перед Его страданиями, именуется дьявол: «Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон» (Ин 12, 31), «Уже немного Мне говорить с вами; ибо идет князь мира сего, и во Мне не имеет ничего» (Ин 14, 30), «… князь мира сего осужден» (Ин 16, 11).
Заметим сразу, что во всех трёх контекстах наименование диавола «князем мира» носит уничижительный оттенок: он изгнан, он не властен над Христом, он осуждён. Мы можем усмотреть даже ироническую нотку: враг рода человеческого, как известный обманщик, делает вид, что он – в самом деле князь, что ему принадлежит мир («показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе» (Мф 4, 8-9), но Христос знает его ложь.
Грехи отдельных людей вносят зло в мир и позволяют дьяволу временно господствовать, но не по существу или по праву, а по случаю и произволу. Существенное же владычество над миром принадлежит Богу. «Господь царствует; Он облечен величием» (Пс 92, 1), и лишь в силу свободной воли, данной тварям, это владычество может быть затенено.
Добровольная жертва
Почему Бог дал пригвоздить Дитя Своё Иисуса на крест? Неужели Он бессердечный? Вот Вы, Андрей, дали бы распять своё дитя?И это Бог-Любовь?!
Мария.
Ваш вопрос, дорогая Мария – о самом центральном моменте христианского благовестия. В беседе с Никодимом Христос говорит: «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин 3, 16). Этот стих ещё называют «сердцем Библии», настолько важен он для понимания христианства.
Если обратиться к тайне нашего спасения, к крестной смерти Господа обычным житейским умом – это для нас совершенно неприемлемо: как можно отдать своего единственного невинного Сына ради миллионов грешных людей?
Но давайте вспомним, что Божественная воля всех трёх Лиц святой Троицы едина (см.: В.Н. Лосский. «Мистическое богословие Восточной Церкви»). Поэтому нельзя сказать, что Отец послал Сына умереть лишь по своему произволу. О добровольном страдании и смерти Христа говорится и в священнической молитве литургии Василия Великого: «Хотя бо изыти на вольную (выделено мною – А.З.) и приснопамятную и животворящую Свою смерть…» В Послании к Евреям мы читаем: «Христос, однажды принеся Себя в жертву… (Евр 9, 28)», а в молитве, которую священник произносит на Великом входе во время Божественной литургии, говорится: «Ты бо еси Приносяй и Приносимый, и Приемляй и Раздаваемый, Христе Боже наш» (См.: Архимандрит Киприан (Керн). «Евхаристия»). Христос – не только жертва, приносимая за грехи людей, но и Первосвященник, добровольно приносящий Себя за нас. И это – Бог-Любовь.
Служение выше земного
Я никак не могу понять эпизод из Евангелия: «А другому сказал: следуй за Мною. Тот сказал: Господи! Позволь мне прежде пойти и похоронить отца моего. Но Иисус сказал ему: предоставь мертвым погребать своих мертвецов, а ты иди, благовествуй Царствие Божие» (Лк 9, 59-60). Неужели это – по-человечески, по-христиански – оставить непогребённого отца и заняться другим, пусть важным, но посторонним делом?
Сергей.
Если бы в Евангелии не было мест нам не ясных, его легко было бы принять не за Слово Божие, а за обычное произведение человеческой литературы и нравственной философии, где всё рационально и понятно: из А следует Б, а дальше – цепь рассуждений и доказательств, которые мы можем воспроизвести сами.
Глубокие парадоксы – не противоречия, о которых тщетно пыталась вещать либерально-атеистическая критика, а именно сложные антиномии, приоткрывающие нам несоразмерность нашего мышления и нашей речи Богу. Это одно из неявных указаний на Боговдохновенность Святого Писания. Вот почему соединены в одном тексте и в одной традиции «почитай отца и мать» (Мф 19,19) и «забудь народ твой и дом отца твоего» (Пс 44, 11). Христианство удивительным образом сочетает эти заповеди – быть восприимчивым к зову Отца Небесного и не оставлять при этом своей любовью родных и близких.
Но кроме парадоксальности христианства в этом отрывке Евангелия мы встречаемся с ситуацией прямой речи Бога к человеку, в которой Господь определяет ему предназначение более важное, чем всё земное служение. Библейская традиция, взращивавшаяся пророками, предполагает, что на такой вызов праведник может дать только один ответ: «Вот я!» Вспомним жертвоприношение Авраама (Быт 22, 1), Моисея на Синайской горе (Исх 3, 4), призвание Самуила (1 Цар 3, 9), пророка Исайю, говорящего: «И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать? И кто пойдет для Нас? И я сказал: вот я, пошли меня» (Ис 6, 8).
Призыв Бога на высочайшее служение – который бывает не к каждому (!) – настолько велик и страшен, как повествует Библия, что в виду его уже невозможно (если человек верит Господу) продолжать обычную «правильную», «праведную» жизнь.
А отец евангельского персонажа в любом случае не остался непогребённым – разве можно себе представить еврейскую семью, где некому больше его похоронить?
Андрей ЗАЯКИН