С чего всё начиналось
В первой половине ХХ века в головах американских лингвистов Эдуарда Сепира и Бенджамина Ли Уорфа родилась гипотеза лингвистической относительности. Они утверждали, что не реальность определяет язык, на котором о ней говорят, а наоборот, наш язык всякий раз по-новому членит реальность.
То есть «люди живут не только в объективном мире вещей и не только в мире общественной деятельности,.. они в значительной мере находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения для данного общества».
Иными словами, разные языки заставляют нас не только думать о мире и о себе определённым образом, но и задают схемы поведения: турку – одни, ирландцу – другие, японцу – третьи…
Во что это вылилось
Гипотеза Сепира-Уорфа была взята на вооружение феминистской лингвистикой – наиболее радикальным направлением лингвистической гендерологии (gender – социальный аспект пола).
«Лингвистические феминистки» решили, что женщина в обществе занимает ущербную по отношению к мужчине позицию по причине языкового сексизма (то есть половой дискриминации, по аналогии с расизмом). Они утверждают, что в патриархатных стереотипах, зафиксированных в языке, женщинам отводится второстепенная роль и приписываются в основном негативные качества.
Они рассчитывают, что, реформировав язык, можно изменить сознание общества и, следовательно, положение женщины в нём, и таким образом дать возможность для полного раскрытия всех женских талантов (в области интеллекта, искусства и т.д.).
«Перлы» феминистской языковой реформы
Стараниями представителей феминистской лингвистики язык стал меняться в нескольких направлениях.
Первое – исправление языка существующего. В англоязычной феминистской литературе слово «история» давно уже изменило свой облик: вместо «history» (his – его) пишут herstory (her – её). Говоря о героях, слово hero (he – он) меняют на shero (she – она).
Второе направление состоит в том, чтобы минимизировать использование мужского рода. Во всех неопределённых случаях употребляется женский род (по-русски бы, например, говорили: «каждая знает» вместо «каждый знает»). Естественно, появились перегибы. Один из американских юридических журналов вовсе запретил использование мужских местоимений. Получилось: «Слушая президента Буша, мы заметили, что её голос дрожал от негодования».
Третье направление – уничтожение эвфемизмов (мягких выражений, заменяющих грубые), «навязанных обществу мужчинами». «Ведение хозяйства» превращается в «неоплачиваемый труд», «исполнение супружеских обязанностей» – в «легальное изнасилование», а «беременность» – в «паразитическое угнетение».
«Плоды просвещения»
В одном прозападном женском журнале с миллионным тиражом вышла статья «Место женщины – где? Куда нас не пускают мужчины», разоблачающая мужской шовинизм, религию (якобы проповедующую подчинённое положение женщины) и критикующая образ женщины, создаваемый телевидением (охотно присоединимся к последнему).
Её автор Елена Колядина, ссылаясь на работы женщин-филологов под руководством Елены Надеевой, обращает внимание на факты «мужского шовинизма, укоренившегося в языках»: совпадение понятий «мужчина» и «человек» в английском, немецком, французском и португальском языках, например.
Она предлагает читательницам выбрать тему «Языковой мужской шовинизм» для научной работы. И требует воплощения теории в практику: «Ты можешь организовать производство отрывных календарей с листочками двух цветов: розовый означает, что сегодня завтрак готовишь ты, а голубой напоминает – настал черёд мужчины».
В защиту русского языка
А что у нас? Есть ли основания для языковой борьбы? Может быть, кому-то сразу придут в голову поговорки: «Курица – не птица, женщина – не человек», «Баба с возу – кобыле легче» и «Волос долог, а ум короток». Шовинизм? Но есть и другие пословицы: «Женский ум лучше всяких дум», «У плохого мужа жена всегда дура», «Без мужа, что без головы; без жены, что без ума».
В народном сознании женщина и мужчина всегда составляют союз. Конечно, он может оставлять желать лучшего: «За плохим жить, только век должить», «Одному с женою в радость, другому горе». И всё же: «Холостой – полчеловека», «Три друга: отец, да мать, да верная жена», «Муж – голова, жена – душа».
А вспомните русские сказки, на которых воспитывался народ. Вот женские образы: Марья-Краса, Василиса Прекрасная, Марья Моревна, Марья-царевна, Василиса Премудрая – все умницы-разумницы, спокойные и кроткие от внутреннего ощущения силы духа и стоической воли.
Поэт Олеся Николаева пишет: «Женщина совершает невероятные подвиги ради Ивана-дурака. И в конце концов помогает своему любимому стать Иваном-царевичем. На этом пути она сама становится личностью, потому что тем самым раскрывает о себе замысел Творца».
А Иван-то – дурак, и Емеля не лучше. И вообще, мужчина – неслух какой-то. Один лягушачью кожу раньше времени сожжёт, другой последние деньги вместо зерна на кота с собакой истратит. А потом ходят: кто за клубочком, кто железные сапоги изнашивать, а кто и вовсе идёт «туда – не знаю куда», чтобы принести «то – не знаю что». Может, предложить мужчинам тему для научной работы: «Женский шовинизм в русских сказках»?
Но самое главное – «Happy End» по-русски: жили они долго и счастливо, в любви(!) и согласии(!!!) и умерли в один день. Мужчина и женщина – одна плоть, и живут душа в душу. И союз их – не только в жизни, но и в смерти.
Давайте оставим язык в покое и будем бороться не с ним, а со своей гордыней, рождающей мнительность и обидчивость.
Екатерина СОФРОНЕЕВА