«Мы были знакомы три дня, и Сергей сделал мне предложение, – рассказывает Татьяна, моя двоюродная сестра. – Говорит, что с первого взгляда… нет, не влюбился, а подумал, что я стану его женой».
Случилось это двадцать лет назад в пионерском лагере г. Якутска, где Таня работала старшей пионервожатой, а её будущий муж – водителем. В 1989 году они взяли из детского дома троих малышей.
Этот поступок кажется многим героическим. Но сестра говорит: «Никакого подвига нет. Мы ведь хотели детей, полноценную семью. Конечно, это очень большая ответственность. Очень! Но и отдачи сколько! Как умиляешься, когда они маленькие, как гордишься, когда они вырастают большие».
Дети – не куклы
– Вы же молодые ещё были, когда взяли ребятишек. Как вы с мужем к этому пришли?
– Я сразу, как только мы решили пожениться, откровенно сказала Сергею, что, возможно, не смогу иметь детей. У него были дочери от первого брака, и он их очень любил, рассказывал всё время о своих девочках. Даже порадовалась за него: «Хорошо. Будешь ездить к ним».
Я ведь в 26 лет замуж вышла. Конечно, очень детей хотела. Лечилась долго. А он навещал своих дочек, но сильно переживал. Года через два я предложила мужу: «Давай возьмём ребёночка. Говорят, что после этого инстинкт материнский просыпается, и женщины рожают».
Как-то одна знакомая, которая работала в доме малютки, предложила: «У нас есть две девочки, родные сестрёнки, такие хорошенькие, давайте я вас сведу!» И мы съездили. Решили, что две – даже лучше.
– Серёжа сразу согласился?
– Конечно. Он, наверное, даже больше хотел детей, чем я, очень уж скучал по своим. И вот мы стали навещать этих девочек. Младшенькая, Машенька, плакса такая была, на руки не шла. А Поля сидела букой. Я спрашиваю: «Поля, будешь апельсин?» Она посмотрит искоса и возьмёт молча. Книжки рассматриваем, я спрашиваю: «Это кто?» Она молчит. «Лисичка?» Молчит. «Воробышек?» – «Да». И всё. Так трудно приходилось с ней…
Уже через полгода нашего общения (хотя положено через год) нам начали оформлять документы, и тогда выяснилось, что у них есть ещё брат родной, старший. Он жил в другом городе. А при усыновлении делить детей нельзя. Получается, что когда ребятишки в детских домах находятся, их можно разделять, а в семью нужно брать всех сразу! Мы сначала, конечно, опешили.
– Испугались?
– Я просто не представляла, как это всё будет. Мы же мальчика даже не видели. И потом трое сразу! И вот нам говорят: «Думайте до завтра». Я спрашиваю мужа: «Что будем делать?» Он отвечает: «Мы что, поиграли с девочками, и всё? Не куклы же! Надо соглашаться».
– Не пугала плохая наследственность?
– Нам прямо сказали, что родители пьющие, лишены родительских прав, но ребятишки хорошие, способные. Мать не работала, гуляла. Я знала, что иногда и у пьющих родителей дети хорошие и здоровые, и учатся хорошо, и человечнее вырастают.
– В доме ребёнка, наверное, все от таких родителей?
– Нет, я спрашивала. Были отказные дети, у которых мама с папой – «приличные», даже преподаватели и студенты ЯГУ. Просто рождается ребёнок с заячьей губой, например, и его из-за этого бросают. Хотя сейчас же лечить можно, оперировать. Но, конечно, случается, что мамаши таблетки принимают, пьют-курят, дети рождаются больными, и их оставляют.
– А почему мальчик жил в другом городе?
– Мне объяснили, что когда детей делили (в доме малютки живут ведь только до трёх лет, а ему шесть уже исполнилось), он грозил: «Всё равно сбегу». И обещал сестрёнкам: «Вы не беспокойтесь, я приду к вам. Буду сбегать, куда бы меня ни увезли!» И вот мы стали ждать, пока мальчика привезут. Ждём, ждём, а в отделе опеки говорят, что нет у них инспектора лишнего, который мог бы за ним съездить: «Поезжайте сами, если хотите». Мы с мужем купили два билета туда и три обратно и поехали.
Нас встретила старшая воспитатель и начала рассказывать, какой у них детский дом хороший, лагерь есть на Чёрном море. И правда: здание пятиэтажное, ковры кругом, зелень, игрушек много.
– Неужели всё это может заменить родителей?
– Если бы ты знала, какие глаза у детей были, когда мы туда зашли! Это передать невозможно… «А вы за кем? А вы к кому?» Всех хотелось забрать. Директор нам предложила: «Вы с Ваней познакомьтесь, погуляйте, а через месяц-два, когда он к вам привыкнет, сможете его усыновить». Мы говорим: «Как!? Мы уже билет обратный купили на него. Мы же работаем. У нас всего два дня». Она возмутилась: «Да вы что!? Нам документы надо готовить. И потом, если Ваня не согласится, я его вам не отдам. К нему женщина ходила, хотела его усыновить, но он не захотел». Она была в полной уверенности, что он к нам не пойдёт.
Привели нас на занятие, и муж сразу его узнал, говорит: «Вот он, Ваня-то». Сидит чёрненький, глазки большие, в колготках, шортиках, расчёсочка в кармане. Девочка, которая с ними занималась, показывает картинку и спрашивает:
– Ваня, это кто?
– Владимир Ильич Ленин.
– А это кто?
– Ещё один Владимир Ильич Ленин.
После занятий директор его взяла и говорит:
– Ваня, вот эти дяденька с тётенькой хотят, чтобы ты поехал с ними, хотят стать твоими папой и мамой.
Он посмотрел на нас и сказал:
– Я согласен.
Тогда она пригласила нас в кабинет, чтобы мы поговорили. Я растерялась, а муж посадил его себе на колени и спрашивает:
– Ну, как тебе тут живётся?
– Хорошо.
– Я хочу быть твоим папой. Ты согласен стать моим сыном?
– Да, я согласен.
– А ты помнишь своих сестрёнок?
– Да, помню, а где они? Пойдём к ним, что ли?
– Если ты с нами поедешь, то, конечно.
– На всё сразу согласился? А директор?
– Она удивилась, но сказала: «О чём тут говорить больше? Идите, погуляйте, мы начнём оформлять документы». А Ваня забегает в группу и кричит: «У меня новые папа с мамой!»
Прилетели мы обратно, а здесь его не берут в детский дом: у них карантин. И в ГОРОНО нам разрешили его у себя оставить сразу. Пока документы оформлялись, мы с ним ездили к девочкам. Он нам помог очень. Машенька же не шла ни в какую. А Ваня залез в машину, кричит: «Маша, смотри, я же тут сижу. Иди сюда!»
– Сколько лет девочкам было?
– Маше – полтора, а Поле – два с половиной. Маша плакала всё время. Она привыкла, что её одни тётеньки окружают (их всем детским домом мамами называют), и к папе долго не шла.
Гены значат больше, чем воспитание
– Как вы справлялись? Тем более, что сразу трое на ваши головы свалились.
– Я была уверена, что 50% зависит от воспитания, а остальные 50% – это наследственность. Но с первых же дней мы поняли, что гены значат гораздо больше, и нужно стараться изъяны характера как-то перевоспитывать. Если, например, ребёнок упрямый, надо упрямство в настойчивость направлять, в целеустремлённость.
Но непредсказуемые они были абсолютно. Мы как-то по себе судили и их поступки предугадать никак не могли. Самое главное – трудолюбие в них отсутствовало напрочь. А лень во что перевоспитаешь? Мама их родная не столько выпивала, сколько не хотела работать, тунеядничала.
– И как вы жили, как воспитывали?
– Они все совершенно разные. Поля слабенькая росла, трудно ей давалась учёба, не было любознательности. Но лепила и рисовала она очень хорошо. Ранимая, не терпела ругани. Машенька, наоборот, бойкая, громкая. Всё делала быстро, на лету всё схватывала. В садике с ней проблем не возникало. На занятиях, когда никто ответить на вопрос не мог, воспитательница говорила: «Ну, теперь Машу спросим». И та всегда отвечала. Через полгода Ваня пошёл в первый класс, а я из школы ушла, устроилась в детский сад.
Потом мы переехали в другой город, во Владимирскую область. И там, в садике, мне говорили, что Маша – идеальный ребёнок. Она и читать рано начала, быстро учила стихи, выступала всегда на утренниках, правда, волновалась очень. Когда её перед школой тестировали, вопрос задали, кто у неё в доме живёт? Она ответила: «Мама, Ваня, Поля, Пушок-кот, Рекс-собака». Завуч спрашивает: «А папа?» Маша говорит: «Папа с нами не живёт». Меня спрашивают: «Вас что, муж бросил?» Я смеюсь: «Так он же в Москве всё время работает. Только на выходные приезжает». Училась Маша очень хорошо. Потом из-за болезни съехала.
– Что-то врождённое? Из-за того, что родители пили?
– Может, предрасположенность… Она во втором классе училась, когда хромать стала. Шустрая была, бегала, прыгала. С мальчишками гуляла, они у пруда прошлогодние листья жгли. Кто-то что-то бросил в костёр, от вспышки Машенька дёрнулась. Сильно заболело бедро. Думали – пройдёт, ан нет. Ножка тоньше стала и короче. И мы начали ездить по врачам. Каждый год теперь у нас санаторий. Но операцию придётся всё-таки делать. Из-за этого мы её заласкали (я особенно, очень её жалела).
– В отношениях с детьми какие трудности вам приходилось преодолевать?
– Они у нас хорошие, добрые. Но трудности, конечно, случались, как у всех.
– А с Ваней как справлялись? Ведь у него уже имелся опыт жизни в неблагополучной семье. Это как-то сказывалось?
– Ему, когда был маленький, не хватало ласки, понимания, тепла. И поэтому, к сожалению, в нём развилось стремление вызывать жалость, Ванька всегда старался привлечь к себе внимание. А вообще по натуре он весёлый, оптимист, балагур! Но куски таскал. Хлеб под подушкой они все прятали. Говорят, у детдомовцев это до конца жизни. Но самое неприятное – что врал, изворачивался. Один раз, когда девочки были ещё в доме ребёнка, я ему сказала: «Ваня, ты уже большой мальчик, сейчас попьём чай, и ты помоешь посуду. Вот, четыре кружки, блюдечки». Мы жили в однокомнатной квартире с пятнадцатилетним племянником, которого тоже воспитывали. А Ваня наш говорит:
– У меня так ножки болят!
– Как болят?
– Прямо стоять не могу.
И пошёл лёг на диван. Я спрашиваю:
– Ваня, а что у тебя с ногами?
– Не знаю, – отвечает, – встану, коленки подкашиваются. Не могу стоять.
Тогда я папе говорю:
– Серёжа, давай вызовем «скорую помощь». Ребёнок встать не может.
– Сейчас, схожу к соседям и позвоню.
Ваня спрашивает:
– А что «скорая помощь» сделает?
– Сорок уколов, – говорит папа, – ты же стоять не можешь, значит, столбняк.
Он испугался:
– Как сорок уколов? А куда?
– Ну, может, двадцать. В попу, наверное, начнут колоть. Ну, я пошёл?
– Ой, подождите, подождите!
– Что, проходит? – спрашиваю.
– Да, мне уже лучше.
– Ну, попробуй встать, – говорю я. – Стоишь хорошо?
– Да, нормально.
– Тогда иди мой посуду.
– Нет, что-то слабый ещё, ноги не держат, – стонет Ваня. Такой сочинитель!
– Тогда ложись, – продолжаю.
Серёжа дверью хлопнул, сделал вид, что пошёл к соседям. А Ванечке опять лучше:
– У меня всё прошло.
– Нет уж, теперь лежи, не вставай.
– Я посуду вымою.
– Нет, лежи, папа уже «скорую» вызвал, тебе снова плохо будет.
Тут он признался, что обманул и пошёл мыть посуду.
Кнут или пряник?
– Вы только такие меры воздействия применяли или физические тоже?
– Мы с папой нашим из-за этого много спорили. Я очень мягкий человек, а он жёсткий.
– Зато добрый по-настоящему.
– Очень добрый, но считал, что говорить детям нужно один раз. Не сделал ребёнок, пусть сразу получит наказание. Упрекал меня: «Ты один раз сказала, второй, третий – и малыш уже понимает, что мама может говорить сто раз и делать совсем не обязательно». Я не соглашалась, жалела: «Нельзя бить детей!» Он отвечал: «Ничего страшного. Они поймут, что слушаться надо, и потом шлёпать не придётся». Из-за этого у нас постоянные разногласия возникали.
Маша, маленькая, такие истерики в магазине устраивала! Очереди тогда огромные стояли. Она упадёт на пол и давай кричать: «А-а-а-а!» Просто из себя выводила, но я даже ругала её тихо, уговаривала: «Маша, встань!» Отвлечь пыталась, возьму на руки и держу. А когда при папе она однажды в магазине на пол кинулась и закричала, он её как шлёпнет! Очередь вся как ахнет! А Серёжа говорит: «Стой и молчи». И Маша спокойно до конца стояла. Муж убеждал: «Она в следующий раз придёт со мной и будет хорошо себя вести. А с тобой начнёт кричать». Так и происходило всегда. Дома она тоже падала в истерике. Лежит, орёт, а папа через неё спокойно перешагивает: «Что у нас тут?» И она при нём потом никогда так не делала.
– А ты?
– Я старалась поговорить, отвлечь чем-то. Скажу: «Девочки, пойдёмте, я вам шапочку дам посмотреть». И Маша сразу встаёт, с нами идёт, а я говорю: «Теперь нужно сначала игрушки собрать, потом станем шапочку смотреть». Полиночка более трудолюбивая, быстрее соглашалась. Машу приходилось долго убеждать.
– А Ване доставалось?
– Папа прямо ему сказал: «Ты будешь бит в двух случаях. Если маму обидишь, и если станешь нам врать». Так он и поступал.
Однажды я отправила Ваню за сметаной, он приходит из магазина с пустыми руками. Спрашиваю:
– Где сметана?
– Мне продавщица не дала.
– Как не дала?
– Так. Не дала и всё.
– А деньги где?
– Деньги она взяла, – и стоит на своём, как ни пытала.
Думаю: «Что-то тут не то», – и пошла сама в магазин. Из подъезда выхожу, смотрю – у двери разбитая банка и кругом сметана. Поднимаюсь домой, спрашиваю:
– Что, продавщица сметану не дала?
– Да, не дала, – говорит.
Тут уже и папа понял, что дело нечисто. Пошли мы все вместе вниз. Серёжа как увидел банку разбитую, наподдал Ване хорошенько! Тот орал так, что соседи сбежались, начали жалеть бедного ребёнка, а когда мы домой вернулись, он отцу говорит:
– Вы меня только назад не отдавайте. Бейте, но не отдавайте!
Папа наш – молодец, по-мужски поступил, более мудрым оказался, чем я. Можно было бы ответить: «Не отдам, при условии, если ты не станешь так себя вести» или что-то в этом роде. А Серёжа спросил:
– Ты чей сын? Наш?
– Ваш.
– А разве родители своих детей отдают? Нет, мы тебя никому не отдадим.
Я Ваню второй раз в магазин отправила. Смотрю – идёт обратно, и сеткой вертит, в которой банка сметаны. Тогда и поняла, как он предыдущую разбил.
Семейные трудности
– Не боялись, что люди узнают о том, что дети усыновлённые?
– Многим это было известно, и я боялась, что дети узнают, но мне Ваня помог. Когда он учился в седьмом классе, мексиканский сериал по телевизору показывали, и там такие страсти вокруг тайны усыновления разгорались – вдруг Марисабель узнает! А Ваня говорит: «Я не понял, зачем из этого трагедию делать?» Однажды девчонки нашли документы нечаянно, так Ваня их успокоил: «Забудьте. Уберите их подальше».
Однажды, давно, мать их приходила к нам. Папа наш работал в ночь. И она явилась с каким-то мужиком, начала стучать. Я спрашиваю через дверь: «Что тебе от меня нужно?» Она кричит: «Открывай, ты украла моих детей, ты не знаешь, что это такое – рожать!» Я говорю: «Родить – не главное. Надо ещё воспитать. Неизвестно, кто из нас им родней и ближе». Девочки-то спали и не слышали, а Ваня проснулся, кричит ей: «Я с тобой не пойду!» А она говорит: «Ты мне и не нужен. Я за дочками пришла». Тут соседи вышли, пригрозили, что милицию вызовут. Её товарищ сразу испарился. После этого я стала бояться, что она детей где-нибудь подкараулит. И учила сына, чтобы к посторонним не подходил, сразу громко кричал, что не хочет ни с кем идти, чтобы люди видели. Он же один в школу ходил. А Ваня меня успокаивал: «Да ты не бойся, даже если меня увезут, я всё равно убегу».
– Так вы из-за этого переехали в другой город?
– И из-за этого тоже. У Серёжи мама заболела, и мы уехали поближе к ней. Работы в маленьких провинциальных городках не хватало (как и сейчас), поэтому папа наш вынужден был устроиться в Москве водителем, и мы его видели только в выходные. Я работала учителем словесности, а потом немного завучем в средней школе.
– Трудно, наверное, приходилось?
– Знаешь, мне чиновники помогли.
– Такое бывает?
– Мы когда только переехали, жили очень трудно. Серёже дали старую машину, он её долго восстанавливал и ничего не получил в первый месяц, а у нас в доме – печное отопление, воды нет. Решили газ провести, и я подумала, что нам власти местные как-то помогут, стала узнавать, нет ли каких-нибудь льгот. А мне объяснили: «Нет, вот если бы вы опекунство на них оформили, то получали бы деньги, одежду, а теперь это ваши личные дети, вашу фамилию носят». Именно это помогло нам осознать, что они – наши дети и никому кроме нас не нужны.
Мы теперь просто не представляем, как жили бы без этих, НАШИХ детей. Я иногда даже вспомнить пытаюсь, как же они у меня рождались?
– Здорово!
– Ну да. Женщины же разговаривают на эту тему, и я тоже начинаю припоминать, а как у меня-то было?
– Что бы с ними могло стать, если бы вы их не взяли? И как вам сейчас друг с другом?
– А зачем об этом думать? Жизнь сложилась так, как сложилась. Мы живём. Как и в других семьях, нам порой нелегко, очень нелегко. Но радости сколько!.. Иногда делишься какими-то проблемами, жалуешься и слышишь в ответ: «Да у нас с родными детьми всё гораздо хуже». Как бы мы наших детей ни ругали, как бы ни ссорились с ними, мы их любим. И ощущаем взаимную любовь. Сейчас они взрослеют. Наши отношения становятся другими. Нет, не лёгкими, а другими. С девочками я больше теперь разговариваю о женском. А от сына ждём мужских поступков.
– Внуков хотите?
– Внуков давно хотим, но боимся сказать им об этом. Маша любит детей, говорит: «Мне так хочется маленького!» А по-моему, это Полина готова стать мамой, Маша сама ещё ребёнок. Но Поля пока не хочет.
– Между собой они дружат?
– Да, они любят друг друга, и отношения у них хорошие.
– Об ошибках воспитания скажи! Чего бы не повторили?
– Да кто знает? Мы же все люди разные. Каждый считает, что делает правильно. И у всех свои аргументы. Я считала, что доброта победит всё равно. По капельке, по капельке и, может быть, это когда-нибудь вытеснит всё плохое. Сейчас добро уже возвращается. Я чувствую, как они любят нас. Любят подарки делать. Полина с первой же зарплаты всем подарочки покупала – бабушке, нам, Маше, Ване (он тогда в армии служил). Не хватило, возможно, мужского воспитания, потому что папу редко видели, настойчивость не воспитали.
Одна душа спасает другую
– А вера в Бога помогала? Почему вы крестили своих детей? На Церковь моды ещё не было, вроде?
– Мы жили в небольшом городе, где есть монастырь, храм, да не один. Как-то постепенно пришли к выводу, что нужно их покрестить. И «мода» на Церковь уже появилась. Мы ещё, к сожалению, не понимали так глубоко…
– То, что дети причастны православию, как-то отразилось на вашей жизни?
– Ближе всех к Церкви Маша. Она очень добрая, милосердная. У меня намешалось много всего по отношению к религии. А у неё всё чётко: «Мама, сними заговорённую копеечку, ты что? Крестик надо носить». У нас и дом освящён, и машина. Может, дети не настолько верят, но отношение у них ко всему правильное. К мощам святой Матронушки мы вместе ездили.
– С верой легче?
– Мне кажется, в современном светском мире по-настоящему верующему человеку, наоборот, гораздо труднее. И христиане – очень сильные люди. Если вера, конечно, не на показ. Это бывает и у взрослых, и у детей. Я вижу в храме своих учеников, они исповедуются, причащаются, а потом могут выйти и словно забыть обо всём. Хотя и бабушки такие есть. Но мне очень нравится то, что это, как правило, скромные, тактичные, вежливые дети. Они готовы выслушать тебя, если не знают, как поступить, – спросят.
– А что бы ты сказала людям, которые хотят усыновить ребёнка, и, может, боятся?
– Я бы ничего не стала советовать. Это всё чисто индивидуально и очень сложно. Надо только осознавать, что это большая ответственность, и начнётся совершенно другая жизнь. Загадывать ничего нельзя абсолютно.
– Мне кажется, что часто взрослые хотят усыновить ребёнка для себя. Но, взяв маленького человека, надо жить для него. Иначе нельзя.
– Когда мы брали своих детей, существовала очередь. Тогда начали гибнуть солдаты в Афганистане, и женщины брали детей, чтобы не остаться в одиночестве. У меня возникали сложные чувства по этому поводу. Но, может, это и правильно. Ведь мать и ребёнок – уже семья. И одна душа спасает другую…
Мы ходили к одной женщине, которая взяла девочку и жаловалась на неё: «Она хорошая, но такая лентяйка, много доставляет нам хлопот, и муж как-то к ней не очень». Мне показалось, что они по какой-то программе живут. Знают, что если сказал что-то, то ребёнок должен это выполнить, а он не делает. Важно принять малыша таким, каков он есть, и не пытаться подогнать под тот идеал, который себе «намечтали».
Начинали мы, возможно, так же, опыта-то не было. Одно дело, когда ребёнка в семью берут, где есть дети, другое, – как у нас, никого – и вдруг сразу трое! Я сначала даже не могла привыкнуть, что меня «мамой» зовут.
– Вы не жалеете, что взяли на себя «такую обузу», как некоторые считают?
– Я даже сейчас не представляю, как мы жили бы одни. Ну, может, съездили куда-то в путешествие, отдохнуть, купили другую мебель, одним словом, больше имели бы материальных благ. Не было бы мелких бед, страданий каких-то, переживаний – не было бы жизни. И потом, в них продолжение рода. Фамилию мужа носит наш сын, и, надеемся, он её не опозорит.
Может, нет каких-то достижений, на которые, как нам кажется, дети способны. Но не надо давить на них. Какой есть ребёнок, такой он и есть. Радоваться надо. И больным, и здоровым, и умным, и не очень, и шумным, и тихим – разным. И – просто любить их.
Беседовала Ирина ДМИТРИЕВА
P.S. История эта подлинная. Но имена по просьбе героев изменены.