Мало таких бед, которые по глубине и силе причиняемой боли могут сравниться со смертью близких. Любые другие трудности и недоумения отступают перед ней на десятый план. Мне часто приходилось думать на эту тему. Она неисчерпаема, потому что касается самого главного – смысла человеческого бытия. Она важна, потому что затрагивает каждого из нас.
Отвечать на вопросы о смерти трудно, но я попробую. Простите, если от моих слов будет кому-то больно.
«Бог не помог»?
Мне всего 36 лет. Но я потеряла одного за другим самых дорогих своих людей: мать и любимого человека. Когда они болели, я металась от врача к врачу. Когда уже было ясно, что медицина не поможет, стала ходить в церковь: зажигала свечи, молилась, заказывала сорокоусты во здравие… Но Бог мне не помог! И я не понимаю, зачем вы постоянно пишете о Нём, стараетесь привести людей к вере. Человек одинок. И помощи ждать ему не от кого. От Бога тоже…
Ольга Эдуардовна
Дорогая Ольга Эдуардовна, полагаю, нет на земле человека, который не испытал бы того, о чём говорите вы. Я – не исключение. Почему так? Да потому что люди умирают! Каждый из нас и наших близких смертен. Но скажите, когда Вы ходили в храм, молились сами и, заказывая сорокоуст, просили помолиться других, разве Вы верили в то, что Бог сделает для Вас исключение? Он не сделал его даже для Себя! Почему именно Ваши близкие не должны были умереть? Чем они и Вы заслужили это? Вы говорите: «Бог мне не помог!» Но, обращаясь к Господу и надеясь, что Он услышит Ваши слова, попытались ли Вы услышать то, что говорит Вам Бог, что Он обещает Вам, о чём просит? И выполнили ли Вы Его просьбу?
Да, представьте, возможно, в этом случае исход был бы иной, ведь сила нашей молитвы зависит от близости к Богу нашей души. «Много может усиленная молитва праведного», – говорит апостол Иаков. (Иак. 5, 16). А мы?..
Фото протоиерея Сергия Клинцова
Но всё равно, каким бы ни был ответ Господа на наши молитвы, отсрочка даётся лишь на время. Ведь и тем, кто глубоко уверовал во Христа, кто пытается жить по Его заповедям, умеет искренне каяться и приносит исправлением своей жизни достойные плоды покаяния, Бог не обещал вечной жизни здесь, на земле. Никогда! Даже Лазарь, любимый друг Иисуса, воскрешённый на четвёртый день после смерти, прожив ещё 30 лет, всё-таки умер.
Так что же тогда обещал Христос? Ни больше, ни меньше – Вечность. Он не только пообещал, Он дал нам её реально. Умерев крестной смертью и затем воскреснув, Господь распахнул перед нами дверь в Своё Царство абсолютного блаженства и любви: хочешь – иди, ты зван; не хочешь – дело твоё, силой никто не гонит. Жизнь души человеческой со смертью тела не прекратится в любом случае. Какова будет её участь – вопрос второй.
Выходит, дорогая Ольга Эдуардовна, вы верили в Бога, а значит, в бессмертие, пока были живы ваши близкие, а когда они умерли, поверили в смерть? Вы поверили в то, что Бога нет, в то, что живёт себе человек, живёт, в меру радуется, в меру горюет, потом умирает, то есть перестает быть? И всё?..
Кто определил ему меру жизни? Никто, случайность – так? По случаю досталось одним родиться красавцами, а другим – уродами; одним расти в любви и заботе, а другим сиротствовать в детских домах и приютах; одним беситься с жиру и богатства, а другим дохнуть в унизительной нищете; одним реализовывать свой талант, пожиная плоды успеха, а другим бездарно и в полном забвении чистить сортиры; одним рожать здоровых детей, а другим, измучившись от боли и беспомощности, призывать смерть… И всё случайно? Вы можете жить и верить в это?
Счастье, даже эфемерное, редкое, краткое, принимается, как правило, безотчётно. Но горе вопиет – оно требует оправдания. Однако какая правда может «извинить» горе, смирить нас со своим и чужим страданием? Чем объяснить доставшуюся тебе боль, гибель ребёнка, насилие, деловой крах, измену жены, клевету, прыщик на носу, наводнение, войну? Неужели, действительно, нет никакого смысла в том, что с нами здесь происходит, ведь всё равно все умрём? Ради чего тогда жить? Ради детей? Это значит, ради их страданий и смерти? Так, что ли? Или кто-то всё же может надеяться на иное?
Но если смысла здесь нет, нет утешения и оправдания горю, нет неотвратимого воздаяния за зло, которое совершается вокруг нас и которое совершаем мы сами, значит, мы живём в мире полной бессмыслицы. Наша жизнь оказывается абсурдна с начала и до конца. Нет ничего кроме насильно брошенного в жестокий мир человека, кроме его неизбывного одиночества и непредотвратимой смерти, нет у человека свободы (всё – случай!) и нет никакого повода стремиться к добру.
Значит, больше нет ни вашей мамы, ни вашего близкого человека. Совсем нет! И вы, Ольга Эдуардовна, верите в это? Правда? Вы на самом деле не слышите, как окликают они вас, как просят о помощи: «Ты, родная, так заботилась о наших телах, почему же бросила в небрежении души? Теперь, когда мы можем надеяться только на тебя, ты поверила в то, что нас больше нет? О, если бы ты знала, как нам нужна!»
Фото Сергея Долгих
Страшная это вера – в смерть.
Православные христиане верят в другое. Они верят, что смерти нет, потому что пришёл на землю Тот, Кто «смертию смерть попрал». Они верят, что жизнь человеческая не бессмысленна, что предназначение её высоко невообразимо. И предназначение это в том, чтобы сделаться такими (совершенными!), какими задумал людей Господь, прийти к Богу, вырасти до Него и, став подобными Ему, насколько это возможно, остаться с Ним навсегда, найдя в Доме Отца Небесного вечный покой, радость и утешение. Они верят, что физическая смерть условна и временна, что настанет день, когда душа наша после смерти и всеобщего Воскресения соединится со своим телом. Они верят, что есть гораздо более страшная смерть – смерть духовная, когда человек отказывается от Христа в жизни этой, и значит, не сможет быть с Господом в жизни той. Мучения души, находящейся без Бога (то, что сейчас испытываете вы, дорогая Ольга Эдуардовна), – это и есть ад, ничего не надо выдумывать.
В его невещественном пламени можно сгореть заживо. Сама пеклась в нём много лет. О чём говорю – знаю. А потом поверила, что и там, за гробом, участь души человеческой может меняться. Пока те, кто любил и любит её, живы (ведь не только, не столько телом матери, брата или родного ребёночка мы дорожим), они способны молиться о душе, давать милостыню за неё, свидетельствовать о ней перед Богом.
Каждый из нас может сказать: «Да, Господи, Тебе известно о нас всё, а я знаю, что душа, оторвавшаяся от тела, уже не имеет возможности исправиться. Она не способна ничего изменить, попросить прощения у тех, кого обидела, обогреть тех, к кому была холодна, утешить тех, кого оттолкнула, примирить тех, кого поссорила, поделиться с тем, кому отказала в его нужде, полюбить тех, мимо кого прошла в равнодушии, простить тех, кто не допросился прощения у неё. Она не может уже исполнить главную заповедь Твою о любви к Богу и человеку – любви живой, кроткой, творческой, самоотверженной – но зато могу попытаться я! И я буду стараться меняться к лучшему, чтобы быть достойным Тебя, тех слов о милосердии, которые обращаю к Тебе. Верю, что эти мои молитвы и усилия ради моего любимого Ты примешь. Верю, что простишь ему то, в чём он не смог принести Тебе покаяние, потому что я прошу прощения за него. Постараюсь сделать всё, чего не смог близкий мой человек, в память о нём. Я стану учиться быть милостивым к людям, чтобы мне не стыдно было просить милости у Тебя».
А если умер человек молодой, чистый, добрый, не успевший совершить роковых поступков, или вовсе безгрешный ребёнок? Возможно, что Господь принял чистую душу, для которой эта наша земная, страшная, подлая жизнь, где нам с вами самое место, оказалась бы не под силу; Он взял её под Свою защиту, потому что не всегда наши близкие могут нас защитить. Возможно, Он сохранил этого юношу или младенца от таких тяжёлых грехов, которые привели бы его к смерти духовной.
В любом случае мы приходим и уходим по воле Божией, но забирает Господь человека тогда, когда видит, что это лучший исход для него и его близких. Для кого-то легче скорбеть и плакать по утраченному раю, чем жить в аду измен, предательств, мучительных, тяжких болезней своих близких. Мы не можем понимать Промысла Божьего, но мы знаем точно две вещи: Бог действует из безмерной любви к человеку, которая немыслимо превышают нашу; и ещё – смерти нет! Христос делает то, чего не можем мы сами, – спасает от смерти. Даже так – через телесную смерть.
Установка креста лейтенанту Прончищеву
Надо отыскать в себе мужество жить для Бога и для людей, и если вы попробуете протянуть руку к Господу, силы найдутся на всё. Одинок только неверующий человек. Рядом с верующим во Христа – и Он Сам, и Его Мать, пережившая страшную смерть Своего Сына. С каждым христианином – молитва тех, кто стоит рядом с ним в храме.
На каждой службе и каждую субботу после Литургии на панихидах Церковь молится о почивших христианах: «Упокой, Господи, души усопших раб твоих!» Это молитва обо всех, ибо, по замечательному слову Анастасии Цветаевой, «тут только есть верующие и неверующие. Там – все верующие». Значит эта молитва и о ваших близких, дорогая Ольга Эдуардовна. На каждом богослужении православные христиане будут молиться о них.
Неужели без вас?
В этот миг мы рождаемся вновь
Я старый человек, мне 78 лет. И очень боюсь смерти. Я не хочу умирать. Как это страшно, когда жизнь кончается…
Григорий Семёнович
Уважаемый Григорий Семёнович, конечно, неправильно – учить человека, который намного старше тебя. Но ведь всё, что можно об этом сказать, не придумано мной. Я могу лишь передать чужие слова – слова людей, бесконечно более мудрых, совершенных, духовных, опытных.
Странно: кто-то боится смерти, кто-то её ищет. И те, и другие не знают, что это такое на самом деле. Тот, кто знает, спокойно готовится к смертному часу. Умереть – так же как родиться, важно в свой срок.
Когда ребёнок рождается в этот мир, ему бывает страшно. Вот он лежал девять месяцев у мамочки в животе, и всё там было ему знакомо, привычно, понятно. Может быть – не совсем комфортно, потому что мама курила, нервничала, ссорилась с папой, и он это чувствовал. А может быть, малыш уже там – в утробе – научился страдать, потому что пришлось вместе с мамой переболеть сильным гриппом. Но другой жизни маленький человек просто не знает. И когда страшная неведомая сила вдруг начинает выталкивать, выживать его из родного мира, вырывает из материнского космоса, младенца охватывает ужас. Он сопротивляется, сколько может, но всё равно исторгается – живым или мёртвым.
Шок проходит, когда оказывается, что можно кричать и плакать, и выражать этим своё неимоверное горе. А потом выясняется, что всё в новом мире не так уж плохо, и даже чудесно, и несравнимо интересней, чем было, а порой так хорошо, что нельзя передать. Конечно, жизнь не бывает безоблачной, но если бы в ней не было радости, чуда и счастья, вряд ли бы нам было так тяжело с ней расставаться и так горько терять близких, любимых, родных.
Так же и умирая, мы рождаемся в другую, неведомую нам жизнь, о которой у нас нет почти никаких представлений. Точнее, все, кому не лень, пытаются их навязать: одни рассказывают о райских садах и адских сковородках, другие плетут про перевоплощение в «божью коровку» или другого homo sapiens, третьи гарантируют купейное место в загробном экспрессе, четвёртые убеждают, что нет ничего лучше, чем, подобно соляной кукле, раствориться в нирване… Кому верить? Каждый выбирает сам. И отвечает за свой выбор… своей вечностью.
Я поверила православию – той религии, которая, давая возможность рождения в духе, потребовала от меня смерти для греха, беспощадной борьбы со своими страстями, наиболее интенсивного духовного труда, трезвости и дисциплины. Только умертвив в себе грех можно ожить душой. Каждый, кто идёт путём покаяния, кто причащается Жизни из чаши со Святыми Дарами, испытывает это, чувствует, переживает.
А из земной жизни, рано или поздно, каждый должен будет уйти, и от нас самих зависит – живым или мёртвым.
Ирина ДМИТРИЕВА