Ольге Седаковой – «за отважное устремление простым лирическим словом передать таинственность бытия; за тонкость и глубину филологических и религиозно-философских эссе». Юрий Кублановский отмечен наградой «за языковое и метафорическое богатство стиха, пронизанного болью русской судьбы; за нравственную точность публицистического слова». Таковы, как сообщает ИТАР-ТАСС, формулировки решения жюри, в которое кроме супругов Солженицыных, входят известные русские писатели, ученые и литературоведы.
Ольга Седакова и Юрий Кублановский в особых рекомендациях не нуждаются – это давно и серьезно работающие мастера, благородные традиционалисты, сочетающие изысканность письма (не без «серебряновечного привкуса») с акцентированной приверженностью христианским ценностям. И у Седаковой, и у Кублановского совсем не мало поклонников, а читатели, укоряющие этих стихотворцев в некоторой холодности, не склонны оспаривать общей значимости их поэтических свершений.
О.А. Седакова
Эти слова принадлежат Ольге Седаковой – поэту, филологу, переводчику, критику. Она родилась 26 декабря 1949 в Москве. Окончила филологический факультет МГУ и аспирантуру Института славяноведения АН СССР. Кандидат филологических наук. Наверное, единственный человек в мире, кому «за стихи» была присвоена степень доктора богословия. Работает старшим научным сотрудником Института мировой культуры при МГУ. В СССР не публиковалась. Лауреат премий имени Андрея Белого (1983), Парижской премии русскому поэту (1991), Европейской премии по поэзии (Рим, 1996), Ватиканской премии им. Вл. Соловьева (1998). Женщина года по списку Кембриджского международного биографического центра (1992). Произведения Седаковой переводились на албанский, английский, иврит, итальянский, китайский, немецкий, французский и другие языки. Кто знает, может быть, кто-то из нынешних студентов дерзнет перевести ее поэзию на якутский…
* * *
Неужели, Мария,
только рамы скрипят,
только стекла болят и скрежещут?
Если это не сад –
разреши мне назад,
в тишину, где задуманы вещи.
Если это не сад,
если рамы скрипят
оттого, что темней не бывает,
если это не тот заповеданный сад,
где голодные дети у яблонь сидят
и надкушенный плод забывают,
где не видно огней,
но дыханье темней
и надежней лекарство ночное…
Я не знаю, Мария, болезни моей,
это сад мой стоит надо мною.
Дикий шиповник
Ты развернешься в расширенном сердце страданья,
дикий шиповник,
о,
ранящий сад мирозданья.
Дикий шиповник и белый, белее любого.
Тот, кто тебя назовет, переспорит Иова.
Я же молчу, исчезая в уме из любимого взгляда,
глаз не спуская и рук не снимая с ограды.
Дикий шиповник
идет, как садовник суровый,
не знающий страха,
с розой пунцовой,
со спрятанной раной участья под дикой рубахой.
Походная песня
Во Францию два гренадера из русского плена брели.
В пыли их походное платье и Франция тоже в пыли.
Не правда ли, странное дело? Вдруг жизнь оседает, как прах,
как снег на смоленских дорогах, как песок в аравийских степях.
И видно далёко, далёко, и небо виднее всего.
– Чего же ты, Господи, хочешь, чего ждёшь от раба Твоего?
Над всем, чего мы захотели, гуляет какая-то плеть.
Глаза бы мои не глядели. Да велено, видно, глядеть.
И ладно. Чего не бывает над смирной и грубой землёй?
В какой высоте не играет кометы огонь роковой?
Вставай же, товарищ убогий! солдатам валяться не след.
Мы выпьем за верность до гроба: за гробом неверности нет.
В наше время, когда вся литература в целом понесла потери в русскости языка, сужается в лексике, – Кублановский сохраняет его живую полноту. Другие неотъемлемые качества его лирики – глубинная сродненность с историей и религиозная насыщенность чувства. Нельзя оставить без внимания и достойную биографию поэта: после многих лет политических преследований он в 1982 году был вынужден выехать в эмиграцию, где, наряду с европейскими впечатлениями, продолжал разработку русских тем, – затем первый изо всех эмигрантов бесповоротно, не на туристскую поездку, вернулся в Россию (в 1990-м) и здесь отдал все свое внимание бедствиям нынешнего времени, особенно в своей родной Ярославщине.
Александр СОЛЖЕНИЦЫН
Кублановский Ю.М.
Юрий Кублановский родился 30 апреля 1947 в г. Рыбинске в семье интеллигентов. Окончил искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Работал экскурсоводом и музейным работником на Соловках, в Кирилло-Белозерском монастыре, в Музее-усадьбе Мураново. С середины 60-х гг. участвовал в неформальной группе СМОГ, но как поэт по-настоящему сложился уже в постсмогистский период. В 1975 г. написал открытое письмо в связи с 2-летием высылки Солженицына. Публиковался в зарубежных изданиях, за что подвергался преследованию со стороны КГБ. В 1982 г. вынужден эмигрировать из СССР. Жил в Париже, затем в Мюнхене. Работал на радиостанции «Свобода». В 1991 г. вернулся в Россию. Живет в Москве, заведует отделом поэзии журнала «Новый мир». Произведения Кублановского переводились на английский, немецкий и французский языки. Он лауреат премий имени О. Мандельштама альманаха «Стрелец» (1996), Правительства Москвы (1999), журналов «Огонек» (1989), «Новый Мир» (1999).
Темные аллеи
(Пережитое)
Озолотясь, обрадовал
клен, а теперь как быть –
столько листвы нападало,
некуда и ступить.
С радужными прожилками
окна – уже к зиме.
Томики со страшилками
По или Мериме.
Новый настал миллениум.
Только ведь в холода
в отчем твоем имении
все еще прежний, да?
Лучше бы нас не трогали,
был же когда-то встарь
у персонажа Гоголя
собственный календарь.
…Ежась, добудешь байковый
с темной искрой халат.
Станут синицы стайками
склевывать все подряд,
пленницы нежной хвори и
могут в ее плену
запечатлеть в истории
наше на глубину
сумерек погружение,
где началось как раз
броуново движение
будущих снежных масс.
Поезд дальнего следования
На древних на рельсовых стыках
потряхивает наш Ноев…
В повадках, одежде, ликах
заметны следы запоев.
Помятые непоседы,
ограбленные на старте,
горячечные беседы
заводят, теснясь в плацкарте.
Хорошие логопеды
должны языки нам вправить,
чтоб стало, зашив торпеды,
чем русского Бога славить.
Родная земля не родит,
как ветвь, не дает побегов.
По новой на ней проходит
ротация человеков.
Застиранные тряпицы
раздвинутых занавесок,
и сажи жирны крупицы.
А дальше – один подлесок
да ворон
в темнеющей сини
над дюнами вьюжной пустыни
и держат удар непогоды
все долгие, долгие годы.