25 Иисус киниэхэ эппитэ: «Мин өлүүттэн Тилиннэрээччи уонна Олоҕу Биэрээччи буолабын. Миигин итэҕэйэр киһи, өлөн да баран, тиллиэҕэ. 26 Билигин баар дьон Миигин итэҕэйэр буоллахтарына өлүөхтэрэ суоҕа. Бу эппиппин эн итэҕэйэҕин дуо?»
Иоантан Сибэтиэй Евангелие, 11-с түһ.
Два близнеца в животе у мамочки чувствуют, что пора рождаться. Один забеспокоился, занервничал.
– Ты, что, – спрашивает второй, – боишься?
– Да, конечно!
– Неужели ты не веришь в жизнь после родов?
– Но ведь оттуда ещё никто не возвращался…
Народное творчество
Последний враг
В некоторых западных странах врачи по закону обязаны предупреждать человека о том, что он умирает. Ведь гражданину требуется время, чтобы подготовиться: составить завещание, подписать документы и т.д. Многие российские медики считают: говорить пациенту, что болезнь его неизлечима – это негуманно, жестоко, безнравственно. Правы ли они? Есть аргументы «за», есть – «против».
Вопрос в другом: а вам, здоровым и успешным, я могу сказать, что вы умрёте? Вы, дорогой мой читатель, вообще-то знаете об этом? Или за подобный вопрос кто-то обвинит в жестокости меня?
В 60-х годах прошлого века широкий резонанс вызвали описанные психологом Э. Кублер-Росс «стадии встречи со смертью», наблюдавшиеся ею у терминальных (находящихся в состоянии перехода от жизни к смерти) пациентов. По данным исследовательницы, первая стадия, которую переживает человек, поняв, что ему предстоит умереть, – отрицание: «Нет, врачи, видимо, ошибаются, речь не обо мне, я не могу признать то, что в скором времени покину этот мир». На втором этапе появляется гнев: «Почему я, чем я заслужил это, ведь столько людей более пригодны для того, чтобы умереть! Кто ошибся в моём лечении? Кто сделал так, чтобы мне погибнуть?!» Вслед за этим приходит стадия выторговывания жизни: «А если я буду соблюдать все предписания, откажусь от вредных привычек, замолю грехи, стану набожным, буду делать только правильные вещи, может быть, смерть отступит?» Потом наступает период депрессии: «Жизнь всё равно не имела смысла, какая разница, я или кто-то другой, всё беспросветно». И лишь после этого приходит черёд заключительной стадии – принятия: «Да, я умру. Смерть предстоит всем. В чём-то моя жизнь была достойной, где-то я падал, но теперь всё отступает перед тем, что мне суждено пережить. Я постараюсь сохранить присутствие духа, так, чтобы спокойно принять всё, что мне предстоит, и не отягощать страдания ближних».
Так вот, оказалось, что только человек с христианским устроением души не проходит первых четырёх стадий. Почему?
Фото протоиерея Сергия Клинцова
Кто-то скажет: потому, что христиане утешают себя сказками о рае и это позволяет им примириться со смертью. Да нет же! Всё наоборот. Только верующие в Христа восстают против смерти, только они считают её явлением противоестественным, только они называют смерть своим врагом, подлежащим уничтожению, только они открыто вступают в борьбу с ней.
Замечательный богослов, протопресвитер Александр Шмеман считал, что в современном мире господствуют два подхода к смерти. Один он называл секулярным, т.е. мирским, светским, а другой – религиозным. Ни тот, ни другой не соответствуют подлинно христианскому восприятию смерти, поскольку для обоих подходов, несмотря на глубочайшие различия между ними, характерно приятие смерти.
«Секуляризм обращён к этому миру и человеческой жизни в нём. Его ценности – внутри горизонта истории, т.е. времени и пространства, но никак не какой-либо метафизики, обращённой к миру иному, «загробному»… Поскольку же смерть есть, секуляризм озабочен тем, чтобы она не нарушала жизни, не создавала бы внутри неё тёмных ям и пессимизма, не была бы для жизни разрушительной. А для этого нужно, чтобы смерть была прежде всего включена в порядок жизни, в её «строй» и этим включением обезврежена», – говорит богослов.
В современном мире это проявляется в патологическом стремлении сделать смерть незаметной для окружающих – всё должно быть организовано тихо, оперативно, чтобы никого не потревожить видом покойника.
Религиозный подход, по мысли отца Александра, общий для всех религий, и состоит в том, чтобы примирить нас со смертью и «утешить» – как умирающего, так и близких ему людей.
Фото протоиерея Сергия Клинцова
У всех народов существовали легенды о загробной жизни, люди доступную им правду реальности пытались сформулировать в понятных им символах. Для кого-то это – новое поле брани, для кого-то – полёт по сферам или проекция нашего мира, с его укладом, для других – встреча с умершими родными и т.д. Только христианское богословие говорит о посмертной участи чрезвычайно скупо. Апостол Павел, после того, как Господь явил ему славу Небесной жизни, сказал лишь: око того не видело, ухо того не слышало и на сердце человеку то не приходило, что уготовал Господь любящим Его (1 Коp. 2, 9). Остальное (за редким исключением откровений святых) – народное «творчество».
В любом случае, объясняя смерть, и религия и секуляризм «узаконивают», оправдывают её, делают «нормальной». Лишь христианство своим утверждением, что смерть есть победа дьявола в «мире сем», раскрывает весь её ужас. У гроба друга своего, Лазаря, Христос заплакал, а когда приблизился час Его Собственной смерти, начал «ужасаться и тосковать» (Мк. 14, 33). «В свете этого ужаса и этой тоски, этих слёз Христовых как можно мириться со смертью, этим торжеством диавола в мире? Как можно забыть, что все мы живём на некоем космическом кладбище, на нём строим своё «счастье?» – негодует отец Александр Шмеман.
Христианство есть «откровение о смерти, потому что, прежде всего, оно есть откровение о жизни, – утверждает священник. – Жизнь же эта – Христос. И по отношению к Нему, и в Нём раскрываемой и даруемой жизни, смерть и являет себя тем, чем провозглашает её наша вера, – она есть тот последний враг, который должен быть истреблён». И начало этой победы – смерть Христова.
Дверь в Вечность
«Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие», – восклицает апостол Павел (1 Кор. 1, 22-23). Такова Благая весть, которая была и остаётся сумасбродной для всех, кто пребывает в плену у «ветхой» религии или атеизма. Но мир потешается над христианами, а христиане смеются над смертью. В день Светлого Христова Воскресения мы повторяем слова святителя Иоанна Златоуста: «Смерть, где твоё жало? Ад, где твоя победа? …Воскрес Христос – и ни одного мёртвого в гробу. Ибо Христос, воскресши из мертвых, положил начало воскресению умерших».
«В этот Великий день Христос призван из мертвецов, которым уподобился. В этот день Он отразил жало смерти, сокрушил мрачные затворы ада, даровал свободу душам. В этот день, восстав от гроба, Он явился людям, для которых родился, умер и пробуждён из мёртвых, чтобы мы, возрождённые и избежавшие смерти, воскресли с Ним, Воскресшим», – проповедовал святитель Григорий Богослов.
Фото протоиерея Сергия Клинцова
Митрополит Антоний Сурожский, который так часто сталкивался со смертью и как врач на войне, и как священник, служивший более пятидесяти лет, говорил: «Воплощением, крестной смертью, сошествием в ад и воскресением Спасителя любовь – уже не наша, человеческая, хрупкая любовь, но непобедимая Божия любовь – сразилась со смертью, и смерть была побеждена. Она побеждена не в том смысле, что её больше нет, что никто из нас не умрёт – мы все умрём; любимые наши умерли, любимые наши умрут. Она побеждена в том смысле, что вместо того, чтобы быть преградой и безнадежным, безвозвратным концом, смерть стала дверью в вечность».
О победе над смертью, о всеобщем воскресении, о грядущем Царстве мы, христиане, узнаём не только из Священного Писания, это знание рождается в нас от личного опыта присутствия Христа в нас, от радости Его пришествия к нам, от переживания любви как Царствия Божьего внутри нас. «Во Христе сама смерть стала исполнением жизни, ибо Он наполнил её Собою, Своей любовью, светом Своего Божества, – пишет отец Александр Шмеман. – И если я делаю эту Христову жизнь своей, своими эту жажду и алкание Царства, своим это чаяние Христа, своим опыт Христа, как Жизни, тогда и сама смерть моя становится восхождением в Жизнь… Мне ничего неизвестно о всех этих «когда» и «как». Но я знаю, что во Христе уже началась Пасха мира, переход и претворение его в Царствие Божие и что светом этой Пасхи, её миром и радостью в Духе Святом уже пронизана жизнь – ибо Христос воскрес и жизнь жительствует».
Самые большие амбиции
Листая журналы «Илин», я неожиданно наткнулась на своё старое интервью якутскому писателю и журналисту Айсену Дойду. Меня поразили собственные слова: «Я переводила кусочек сценария знаменитого французского режиссёра Гадара «На последнем дыхании». Там в одной сцене молоденькая журналистка задаёт великому режиссеру вопрос: «Каковы ваши самые большие амбиции?» Мэтр отвечает: «Стать бессмертным и умереть». Меня потрясла эта фраза. Но странно, недавно я поняла, что могу сказать то же самое, если под нетленностью понимать не суетную и проходящую рано или поздно мирскую славу, но бессмертие обретшей вечную жизнь души».
Не знаю, насколько основательны эти мои амбиции, но вера в то, что каждому из нас – крещёному и некрещёному, праведному и неправедному – суждено воскреснуть к вечной жизни, заставляет меня по-иному относиться и к своей, и к чужой жизни.
Недавно известный якутский писатель Владимир Фёдоров поделился со мной своей тревогой: «Почему-то в последнее время пугающе частым сюжетом в произведениях молодых авторов стало самоубийство героев». Может, потому, что люди даже не слышали никогда о том, что, самовольно обрывая жизнь, они не прекращают своё страдание, но продлевают его навечно?!
«Когда мы воскреснем, нам будет дано новое тело, тело духовное, обладающее особенными способностями. Это тело будет совершенным для тех людей, которые в этой жизни приобщились к жизни Божественной, оно будет полно Божественной славы, Божественной любви и Божественного сияния. Тело же грешников будет страшным свидетельством их греховной жизни, это одно из адовых состояний человека», – говорит священник Алексий Уминский.
Не стоит закрывать на это глаза. Зажмуришься, спрячешь душу от света, и жить станет темно. Темно и страшно. Дорогой читатель, если вам в голову приходят нехорошие, рождённые отчаянием мысли, вспомните, что исправить можно всё, но только пока мы живы. И подумайте: может, именно вас не хватает сегодня в чьей-то жизни.
Ирина ДМИТРИЕВА