Страсти по «Страстям»

Авторы:


Берег культуры
Темы: , , .

С Великого Поста нынешнего года христиане всего мира не могут прийти в себя от бурного обсуждения фильма Мела Гибсона «Страсти Христовы». Одни пишут, что это прорыв Голливуда к проповеди Евангелия, покаяние продюсера и прочих «киношников», другие, – что это обычная кассовая лента, одни находят в картине тонкие богословские моменты и гениальные режиссёрские ходы, другие считают её «плоской», скучной, не дающей ничего нового ни христианам, ни  колеблющимся. Ко всем этим субъективным оценкам добавлю свою, не претендуя на некое «окончательное» суждение.

Этот фильм – не из тех, о которых можно сказать в терминах «понравился – не понравился». Предпочту рассуждать о нём в категориях «нужно – не нужно». Мне лично «Страсти Христовы» Гибсона оказались нужны. Я смотрел их на Страстной, когда кинокартина только вышла в российский прокат. Для меня она стала эмоциональной поддержкой.

В те дни, когда Церковь призывает сконцентрировать своё внимание на последних днях земной жизни Христа, фильм помог мне, с одной стороны, не потонуть в суете мирской повседневности, а с другой, – не увлечься красотой Богослужения Страстной седмицы: не забыть, слушая умилительные и глубочайшие по своему богословскому содержанию погребальные «статии» Великой Пятницы, что это не предмет интеллектуального созерцания, а реальное снятие Господа с креста.

Фильм, вообще, как мне кажется, был полезен всем, кто любит поговорить на религиозные темы, как напоминание, что христианство – религия распятого и воскресшего Бога, а отнюдь не интеллигентская болтовня о «духовности». Не говорю о других: кому-то он показался чересчур жестоким, кому-то, кто и без того остро чувствует цену нашего спасения, – неинтересным. Это кино действительно жестоко – таковы описанные в нём события; оно действительно не несёт ничего информационно нового – в этом смысле оно и вправду неинтересно.

страсти христовы

К числу явных достоинств фильма следует отнести его «каноничность». К Евангелию не додумано никаких дополнительных сюжетов, персонажи говорят, как правило, репликами из Нового Завета (причём не на английском, а на арамейском языке и на латыни), поэтому «Страсти Христовы» можно было бы смотреть даже без субтитров.

Да, некоторые сцены были «домыслены» к сюжету, но не мешали восприятию. Скорее – наоборот. Например, Иуда рассыпает по полу деньги, получив их от священников, и судорожно их затем собирает. Апостол Иоанн проводит Деву Марию по иерусалимским закоулкам, чтобы Та могла в последний раз взглянуть Своему Сыну в глаза. В эпизоде их встречи на крестном пути звучит в устах Христа единственная неевангельская фраза, которую я заметил: «Смотри, Я творю всё новое»; впрочем, и она – перифраз Священного Писания (Откр. 21, 5).

Другие евангельские эпизоды были даны в иной сюжетной трактовке, чем та, к которой мы привыкли. Апостол Пётр находится в самом зале, где происходит судилище над Христом, а не во дворе около огня, наблюдая издалека, как мы знаем из Благовестия. Сотник у креста настолько поражён смертью Иисуса, что даже не может вымолвить своих евангельских слов «Воистину Человек Сей был Сын Божий». Иосиф Аримафейский пытается быть «диссидентом» во время заседания синедриона, гласно обличая первосвященников, в то время, как в Писании сказано, что он «не участвовал в совете и делах их» (Лк. 23, 51). Но это всё мелкие придирки, в целом фильм правдив, нет в нём, к примеру, «версий предательства Иуды» – мотив его преступления очевиден: сребролюбие, как об этом и повествует Новый Завет.

Отдельно хочется отметить персонажа, которого явно в тексте страстных Евангелий нет, но который по-своему является ключевой фигурой для понимания происходящего. Это сатана, появляющийся в виде бритоголового человека в плаще с капюшоном, с наглым и ухмыляющимся лицом, который впервые возникает в Гефсиманском саду во время моления о чаше. Выведя его в пространство кинокартины, авторы не совершили никакого открытия. Мы знаем, что слова об искушении Христа «И, окончив все искушение, диавол отошел от Него до времени» (Лк 4, 13) некоторые Отцы Церкви понимают так, что сатана приступил снова ко Христу в Гефсимании. Но многие этого не помнят, а для западного человека, даже для большинства христиан, дьявол стал очень абстрактной и мифической фигурой. Фильм напоминает о реальности нашего врага.

страсти Христовы, Иисус несёт крест

Эффектен кадр, в котором сатана, говоривший весь фильм шёпотом, издаёт пронзительный крик и падает в центр какой-то выжженной, безжизненной местности, усеянной скелетами, – так фантазия режиссёра и художника изобразила ад. «Ад, видев чудо, ужасеся», – что-то в этом духе хотели передать авторы киноленты этой сценой.

Из других маленьких находок и «придумок» режиссёра мне показалась очень глубокой по смыслу сцена крестоношения. Симон Киренеянин идёт с дочкой с поля, видит, как в очередной раз Спаситель падает под тяжестью креста. Воины хотят найти кого-нибудь, кто взял бы Его крест, все отнекиваются, и Симон тоже вначале, но потом стоящие рядом женщины говорят ему: «Помоги этому человеку, Он праведник», и тот нехотя соглашается. Но Христос не бредёт рядышком, а берёт вместе с Симоном крест, так они идут до Голгофы. И с Симоном начинает что-то происходить: этот крест, сначала чужой и ненавистный, становится и его собственным. Из мелкого эгоиста он превращается в человека. Он останавливает начавшуюся разгораться уличную потасовку во время шествия на Голгофу. И уже у самого места казни, когда Симон стал ненадобен, солдаты грубо отталкивают его, он же не уходит, как если бы был готов и умереть с Иисусом.

Эпизод, который меня удивил: слеза Бога Отца, падающая на Голгофу в конце. Это сложно понять, ведь согласно учению нашей Церкви, Бог Отец не страдает, ибо Он не воплощался. Поэтому интерпретация этой «слезы» мне непонятна.

Критики у меня лично тоже много. Фильм действительно можно назвать «линейным», многие мизансцены выстроены, как в классических произведениях живописи, что может навлечь обвинения в неоригинальности. Да, в некотором смысле его можно считать скучным – для очень церковного зрителя. Сентиментальность – также типичный упрёк в адрес «Страстей, что тоже верно.

Можно сказать, что кинокартина страдает всеми недостатками экранизации классики. И всё же, мне кажется, что прорыв такого явно христианского произведения через голливудскую цензуру есть событие мирового масштаба, а художественные недочёты, говоря о миссионерских достоинствах фильма, не хочется вспоминать.

Андрей ЗАЯКИН, аспирант физфака МГУ

На заставке и в тексте кадры из фильма «Стасти Христовы»