Своя колея
– Отец Сергий, участи обычного приходского священника Вы предпочли миссионерство… Почему? Намного же проще нести веру людям, пришедшим в храм, нежели тем, кто находится за его пределами.
– Во-первых, образование соответствующее обязывает. Во-вторых… Бывает, устанешь от поездок, и времени на отдых совсем нет, а нужно опять в путь. Чувствуешь – неохота ехать, но понимаешь: НАДО. Пусть ради двух-трёх человек. А встретившись с ними, благодаришь Бога, что поехал. Появляются новые друзья, и сознаёшь, что эти люди тебя любят, они живут ожиданием твоего приезда. Думаю, любой священник меня поймёт, ведь каждый из нас по сути – миссионер.
– Но как за такой короткий период общения можно разобраться в человеке, увидеть его душу, понять: верит он или нет, объяснить, что не ясно?
– В первый приезд мы собираемся, знакомимся, разговариваем, молимся. В следующий раз приезжаем, и эти люди нас уже знают и ждут. От исповеди к исповеди видишь, как они растут духовно, какие перемены происходят.
Якутяне живут благодарением Бога и ожиданием очередной встречи с Ним в Причастии. «Где нет церкви – там нет жизни!», – говорил убиенный оптинский инок Трофим. Нет жизни там, где люди не стремятся к Богу. Вот она, Церковь, которую Господь стяжал Честною Своею Кровию. И мы молимся, чтобы Он утвердил и укрепил её.
– Какие слова Священного Писания чаще всего вспоминаете?
– «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас…»
Духовный оазис
– Не жалеете о том, что ступили на якутскую землю?
– Я благодарен Богу за то, что здесь. Семинаристом впервые приехал в Якутию с миссионерской группой из Белгорода в 1997 году. Дороги, климат, глухой край. «Неужели здесь ещё люди живут?» – подумал тогда. На следующий год мне довелось побывать в Черском. Брошенные квартиры, запустение… Я не переставал удивляться, как здесь можно жить? И вот Господь направил мои стопы именно сюда.
В 2000 году, закончив семинарию, после переговоров с архиепископом Германом (Моралиным), приехал служить в Якутию. Не один – с невестой. Здесь мы повенчались. А затем владыка рукоположил меня в священники.
– На Ваш взгляд, отличаются ли верующие якутяне от тех, что живут в центральной России?
– В России – обычные епархии, с обычными историями и зачастую очень поверхностными верующими. Я бы сказал, там преобладает внешнее православие. Якутия же – духовный оазис в истинном, глубоком понимании этого слова. Здесь огромные расстояния, суровый климат и бедность, но золотые люди.
Якуты и другие народы Севера отличаются умением воспринимать всё по-детски чисто. И уж если принимают, то крепко держатся своей веры, осознанно. Пусть имеют-то всего по две иконы, и священника видят два раза в год.
– Постоянные прихожане в улусах – какие они?
– В основном, это среднего достатка люди, скорее, уже бабушки и дедушки. К сожалению, очень мало молодёжи. Приходы большей частью национальные и очень разные в количественном отношении – мы стараемся, чтобы прирост был качественный.
– Отговариваете креститься?
– Отказываем неподготовленным. У Н.С. Лескова есть замечательное произведение «На краю света». Эта книга как будто была написана для нас, сегодняшних миссионеров, чтобы мы не повторяли ошибок своих предшественников – массового крещения без научения. Ведь сколько мы, горе-миссионеры, крестили в первые годы после восстановления Якутской епархии? Тысячами. И кто остался в Церкви? Единицы.
Были случаи – люди просто возвращали свои нательные крестики со словами: «Мы думали, нам зарплату платить будут, если мы покрестимся! А её так и не платят. Зачем нам это крещение тогда?» Они, по-детски искренние, не виноваты – это наш грех: мы кинулись сначала крестить, а потом стали учить. Поздно. Наоборот надо было делать, как сказал Спаситель: «Идите и научите, крестяще…»
– С какими стереотипами, ложными представлениями о Церкви чаще всего приходится сталкиваться?
– Церковь – это контора, которая работает сама по себе, не имеет отношения к реальной жизни и ни к чему не обязывает. Туда можно прийти помолиться, поставить свечку, уйти, когда захочешь. И никаких усилий с твоей стороны – живи, как жил.
– У вас – своя свадьба, у нас – своя?
– Что-то вроде. Ведь Церковь – это, в первую очередь, не брёвна, а общество людей, соединённых с Богом и друг другом своей верой.
Ещё стереотип: православие – вера русских. Как-то во время беседы с молодёжью в улусе спрашиваю, понимают ли, о чём я сейчас говорю? Отвечают: «Понимаем. О русской вере». Спрашиваю: «А если бы грузин перед вами в рясе стоял и говорил то же самое. О чём бы, по-вашему, он говорил?» Опять отвечают: «О русской вере!» «А если бы это был якут?» – «Тогда другое дело!» Приходится объяснять, что для Бога нет национальностей.
– Может, настала пора готовить священников из местных? Есть уже такие?
– Только один[1]. Но в 2006 году открылось епархиальное духовное училище. Проблема в том, что среди кандидатов из местных не все владеют родным литературным языком. Не на бытовом же уровне рассуждать о высоких материях…
Шок по-нашему
– Какие самые острые впечатления от поездок?
– Дороги, конечно! Это сплошной форс-мажор. И застревать, и откапываться, и ночевать под открытым небом, и вплавь на машине добираться приходилось не раз… Рассказов об этом – на целую книгу.
– Из серии «Прокати нас, Петруша, на тракторе»?
– Не только на тракторе! Обычно мы самолётом добираемся в один конец, а дальше по маршруту Хону – Белая Гора – Усть-Нера – по реке. Зимой – на попутных машинах, летом – на судах. Однажды нам с инокиней Ларисой (Зайцевой) пришлось весной буквально форсировать Индигирку. Воды поверх льда уже столько, что не разберёшь, то ли ты плывёшь, то ли едешь. Можете себе представить, на КАМазе волна достигала лобового стекла!.. И никуда не денешься с «подводной лодки». «Плывём», вдруг впереди – трещина. Мы – в ужасе, а водитель, небрежно так успокаивает: «Старая трещина-то», и… газует ещё сильнее!
…Каждый раз после своих путешествий по Индигирке вспоминаю слова русского землепроходца С.В. Обручева: «Из всех рек, которые мне приходилось проплывать, Индигирка – самая мрачная и страшная по своей мощи и стремительности».
Когда мы, наконец, «доплыли» до берега, машина встала, и ни с места. У водителя с собой – ни деталей, ни запчастей… Ничего не оставалось, как пересесть на «Урал» с будкой и отправиться ремонтироваться в Тюбелях (что в трёх часах езды и совсем не по пути). В кабине – матушка Лариса и ещё четверо; я – в будке с дровами и бочками. Со мной ещё какие-то люди – попутчики.
– Так вот, в рясе, в будку с дровами и погрузили?!
– Нет, когда есть вероятность вывалятся в грязи или порвать священные одежды, я предпочитаю перевозить их в сумке. А ещё взял за правило не ездить на дальние расстояния в лютый мороз. Я был в шоке, когда однажды зимой, застряв на полпути, увидел, что наши водители сидят, уткнувшись… в инструкцию по эксплуатации автомобиля!!! Зимой на Севере они отправились в дорогу, даже не зная, с какой стороны к машине подходить!
– Вполне по-нашему. Хорошо ещё, на грудь не приняли…
– И такое случалось. На КАМазе добирались до Усть-Неры. Водитель Владимир – интереснейший собеседник, но на каждой остановке принять по 50 граммов – для него закон. Вот и посчитайте: 300 километров пути, каждые 15 – остановка. В общем, к концу он «раскочегарился» не на шутку, газ всё сильнее выжимает. И вдруг кричит: «Не вижу!», а сам в одну точку смотрит. Ну, думаю, плохо дело! Начал руками ему путь показывать, объяснять пытаюсь, где дорога, а где кювет. А он: «За нами никого не вижу!» Оказывается, Владимир в боковое зеркало друзей-дальнобойщиков из виду потерял. В итоге, ближе к ночи, не доезжая пятнадцати километров до Усть-Неры, он всё-таки уснул. Благо, отставшие дальнобойщики нас нагнали.
Тогда, в тёмном лесу со спящим водителем, мне впервые стало страшно. Небо было особенное, вокруг – волчьи следы, и ни души.
– Но ведь и эти встречи в пути не случайны. О чём Вы чаще всего говорите с водителями?
– Обо всём: о жизни и её ценностях, о политике, о Боге и Церкви. В кабине разговор всегда получается душевный.
– Не удивительно, ведь добираться приходится по несколько суток.
– И всё же мы передвигаемся на самолётах, машинах, моторках, кораблях, а не на лошадях, оленях или собачьих упряжках по ледяной тайге и тундре, как прежние миссионеры. Диву даёшься, когда вспоминаешь труды и подвиги священников, таких как святитель Иннокентий (Вениаминов) и епископ Якутский Дионисий (Хитров), служивших в этих краях.
Удивительное – в кадре
– …Но главные впечатления связаны, конечно, с людьми, их судьбами и историями.
– Например?
– Как-то в Жиганской больнице довелось встретиться с дедушкой-якутом, крещёным христианином, которому недавно исполнилось 110 лет. Мы выпросили у медперсонала переводчицу и прошли к нему в палату. Дедушка, зовут его Симеон, совсем не выглядел на свой возраст. Помнил ещё то время, когда в одной из церквей г. Вилюйска батюшка причащал его Святых Христовых Таин. Удивительно, но на склоне своих дней он сподобился ещё раз увидеть священника. Переводчица помогла его исповедовать, а затем раб Божий Симеон причастился. Через год мы встретились с ним снова.
Вот ведь какие удивительные встречи Господь посылает нам! Вечная память рабу Божьему Симеону!
– А не окажись тогда переводчика?
– Был случай, когда исповедовал и без него. Но это был человек духовный, глубоко верующий. Я знал, что перед Богом он не станет рассказывать, к примеру, про склоки на работе.
А не так давно по пути в Мому проезжали место, на котором когда-то стоял целый город Зашиверск – перекрёсток торговых путей севера Якутии. Ежегодно на знаменитые ярмарки сюда съезжалось множество людей. Была здесь и Спасо-Зашиверская церковь со своим клиром. Люди ходили в храм, крестились, исповедовались, причащались, венчались, рожали детей, которых тоже крестили. Здесь же провожали в последний путь умерших. И вдруг жизнь этого города прекратилась. Чёрная оспа!..
Неисповедимы пути Господни! Вот так – почти мгновенно – стираются с лица земли целые города, а люди не перестают верить, что всё зависит от них одних… Говорят, что русло Индигирки всё ближе подступает к зашиверскому кладбищу. Страшно.
– Потрясающая история! И что сейчас на этом месте?
– На берегу реки долго стояла Спасо-Зашиверская церковь, как бы напоминая проезжавшим мимо людям о бренности земной жизни, пока её не перевезли в Новосибирск. Кстати, в музее села Соттинцы есть копия этого храма. Не так давно на том месте, где стояла церковь, поставили небольшую часовню. Её хорошо видно с реки. Рыбаки, промышляя в этих местах, часто заходят сюда, чтобы поставить свечу и помолиться, оставляют деньги. Часовня очень маленькая, но, в крайнем случае, здесь можно укрыться от непогоды или переночевать. Места там красивейшие – не запечатлеть их просто невозможно.
– Вы и с фотоаппаратом на «ты»?!
– Это, если можно так сказать, моё хобби. Уже две коробки фотографий из своих поездок привёз. Сейчас вот перешёл на цифровой, – отец Сергий откуда-то из-под стола вынимает свою камеру, и наша беседа плавно переходит в русло профессиональное, с мастер-классом по использованию фотокамеры и практическими советами друг другу. Эх, жаль у меня не было фотоаппарата – какой был бы кадр!
О том, как Ленин стал… священником!
– С сектантами не приходилось пересекаться в поездках?
– Это, скорее, исключение. Вот с язычеством совсем по-другому дела обстоят. Лет десять назад был случай. В одном посёлке местная администрация решила построить комплекс, по их мнению, весьма символический. Это был некий «триптих»: в центре – православная часовня, а по бокам – эвенкийское и якутское национальные строения, соединённые вместе коридорами и имеющие отдельные входы. На мероприятие, посвящённое его открытию, по благословению владыки приехали московский священник, инокиня Лариса, и раб Божий Михаил – якут. Отказаться от приглашения было бы недипломатично. Но и освящать подобное помещение не представлялось возможным, поскольку это противоречит православной вере.
Священник был в замешательстве. Мучительные раздумья и жаркие споры кончились тем, что каким-то чудом по дороге наши миссионеры нашли две штакетины от забора, из которых на скорую руку соорудили крест. Этот крест в нужный момент торжественно, под громогласные звуки песнопения «С нами Бог», вынес не священник и даже не инокиня. В сереньком обветшалом плаще, из-под которого предательски выглядывали спортивные брюки, с гордо поднятым лицом, как на военном параде, держа в руках символический крест, вышел Михаил. Священнику показываться там, где свершали обряд «очищения» шаманы, было совсем некстати. Крест внесли в часовню, на этом «показательное выступление» православных закончилось.
Недолго суждено было простоять тому, что несовместимо в духовном плане. Через год всё это сгорело. Господь поругаем не бывает.
– Остаётся только цитировать Пушкина: «Дай Бог, чтоб милостию неба рассудок на Руси воскрес. Он что-то, кажется, исчез…»
– И печальных примеров тому, к сожалению, немало. Чего стоит гранитный Ильич, установленный в чурапчинском храме (ныне – музее), в алтаре – на месте священника!..[2]
Миссионерство по-русски и по-японски
– Отец Сергий, с миссионерами других регионов часто приходится обмениваться опытом?
– Для этого устраиваются миссионерские церковные съезды, которые по возможности мы посещаем. На одном из них очень интересно о своём опыте рассказывал японский священник.
– Я не ослышалась? В Японии есть православный батюшка!? Интересно, обращаться к нему как? Святой сэнсей?
– Отец Николай! Это обычный ояпонившийся русский. На съезд он приехал со своими японцами – диаконами, иподиаконами, помощниками, и, выйдя на сцену, по-японски сложил руки, поприветствовал архиереев, всех, сидящих в зале, и лишь потом начал своё выступление. Так вот, в Японии желающих принять православие по полгода готовят к крещению! Там ещё никто не вернул обратно нательные крестики.
У нас же и две огласительные беседы люди порой отбывают, как наказание, а в итоге даже перекреститься правильно не могут. О чём тут ещё говорить?
– А как насчёт миссионерского опыта в России?
– В Абаканской епархии используют для миссионерских поездок автобус-храм, в Белгороде – автомобиль-храм, в Москве – вагон-храм. Но это, разумеется, не рассчитано на такие большие расстояния, как у нас.
– И на такие дороги, которые «по зубам», как минимум, бронетранспортёру…
– Ещё одна интересная идея – использовать полевые церкви. Когда нет помещения, богослужения проводятся прямо на открытой местности, а вместо алтаря устанавливается палатка. Задумка неплохая. Летом организовать такое вполне возможно и у нас. Но вот зимой… это, конечно, нереально. А если учесть, что зима у нас длится почти девять месяцев…
– Миссия становится невыполнимой!
– Просто появляются другие пути решения проблемы.
– Желаем Вам, отец Сергий, и всему духовенству Якутской епархии помощи Божией во всех начинаниях! Спаси Господи!
Интервью вела Светлана ПАВЛОВА
[1] Сейчас в Якутии служатся уже Божественные литургии на якутском языке!
[2] Долгие годы здание Вознесенского храма в с. Чурапче занимал краеведческий музей. С 2013 года Якутская епархия начала его восстановление.