– Валентина Назаровна, судя по тому, что Вас так далеко от христианства занесло, родители Ваши были неверующими?
– Я выросла в семье, если можно так сказать, «околоправославной». Бабушка наша в Бога верила. Окончила всего один класс церковно-приходской школы, но память у неё была хорошая и вечером, за чаем, она рассказывала нам библейские истории. Детей крестили, но в храм не водили.
Когда я стала взрослой, то называла себя «православной атеисткой». Мне казалось, что я молодая, и поэтому чего-то не понимаю. Думала: стану старше и найду ответ на вопрос, который меня волновал с детства «зачем человек живёт?» А потом вдруг спохватилась: «Боже мой, жизнь идёт к концу, а я так и не поняла, для чего же явилась в этот мир? Ну не может быть, чтобы просто так – неизвестно зачем пришла и уйду неизвестно куда». И тогда я всё оставила и отправилась искать смысл жизни.
– Было что оставлять?
– Работу. По профессии я инженер автоматической электросвязи. Закончила Львовский техникум и Московский институт связи. Тридцать три года проработала в этой отрасли – от монтажницы до главного инженера.
– Вы не якутянка по рождению?
– Родилась я в г. Юрьевце Ивановской области. Много ездила по стране. В Тикси вышла замуж, родила сына, а в 1978 году мы переехали в Нюрбу. Какое-то время нам пришлось пожить в Покровске, там у меня умер и похоронен муж, а потом я снова вернулась в Нюрбу. Маму свою в Нюрбе похоронила.
Так вот, в перестройку, когда появилось много закрытой раньше литературы, я стала читать труды Владимира Соловьёва, Николая Фёдорова, а потом мне попалась книга Валентина Сидорова, в которой он рассказывал о теософии, Елене Рерих, Блаватской, и мне показалось, что я нащупала истину. Думала, есть две крайности – атеизм и религия, а истина – посередине.
Создала кружок Рерихов. Мы изучали их труды, потом переключились на индийскую философию, протестантских философов прорабатывали, зачитывались книгами Айванхова. Затем я вышла на карты Таро, а после на астрологическую психологию и даже начала заниматься ею на профессиональном уровне. И опять увлекла за собой людей.
При этом я всё время чувствовала какую-то неполноту, дискомфорт духовный. Только когда читала жития святых или подходила к иконам, понимала, что вот здесь правда, но войти в неё не могла. Бывая в центральной России, заходила в церкви, но так, как в музей, как в театр. Любила красоту икон, пения, однако между мной и Церковью была словно какая-то непреодолимая преграда. Я видела, как люди молятся, но была им чужой, зрителем, присоединиться к ним, к их молитве не могла. И не могла заставить себя перекреститься.
– Это так трудно преодолеть тем, кто вне Церкви сформировался, по себе знаю… Но ещё знаю: если действительно хотеть – Господь обязательно поможет. Как Он помог Вам?
– Очень необычно, наверное. Мы все в семье любили Пушкина. И у меня была мечта побывать в день его рождения в Москве на Пушкинской площади. Такая возможность появилась, только когда я ушла на пенсию. В мае 1999 года приехала в столицу на 200-летие Александра Сергеевича, походила по музеям, но мне хотелось хлебнуть воздуха, которым дышал поэт.
Позвонила в Михайловское, ответила мне женщина и сказала, что я попала в Пушкинские Горы, но это неважно. Я объяснила, что приехала из Якутии и очень хотела бы побывать на пушкинском празднике. Она говорит: «Вы знаете, будет так много людей со всего мира, и если у Вас тут никого нет, Вы не сможете устроиться. Но приезжайте, и если что, приходите ко мне, меня зовут Татьяна Сергеевна Новикова». Я поехала – до Пскова поездом, и ещё часа 2,5 автобусом до города Святогорска (сейчас он называется Пушкинские Горы).
Со мной в купе оказалась женщина, которая родом была из Святогорья. Она сказала: «Я бы пригласила Вас к своей сестре, но она очень строгая, верующая и не поймёт меня, если кого-то незнакомого приведу», но помогла мне устроиться на квартиру в деревне.
В первый же день я направила свои стопы в Святогорский Свято-Успенский монастырь, туда, где находится могила Пушкина. Меня очень взволновало это место – чувствуешь, что оно святое, как будто душа касается Вечности. Поэт заранее купил себе место для могилы, поэтому его из Санкт-Петербурга привезли хоронить в Святогорье.
Я зашла в церковь, послушала службу. В тот год монастырь был открыт круглосуточно: богослужение кончалось, монахи начинали читать Псалтирь, молитва не прерывалась. И первое моё ощущение было такое: если Бог есть, то Он тут. Не испытывала я до этого ни разу такого чувства присутствия Божия. Днём ходила по пушкинским местам, а вечером шла в храм.
Познакомилась и с Татьяной Сергеевной: мне было интересно посмотреть на женщину, которая вот так легко, по телефону пригласила к себе незнакомого человека. Мы встретились так, будто всю жизнь были знакомы. Сейчас она – самая близкая моя сестра во Христе.
Однажды на вечерней службе подошёл ко мне молодой монах и говорит: «Вы не хотите исповедоваться?» Это было настолько неожиданно, что я растерялась, плечами пожимаю, говорю: «Не знаю, наверное, есть в чём». Он меня направил в правый придел. Там священник долго исповедовал мужчину и женщину. А я стою, и в голове у меня пустота. Понимала, что грешная, но что говорить – не знала совершенно. Подошла, батюшка накрыл мне голову епитрахилью и спрашивает:
– Давно последний раз исповедовалась?
Я говорю:
– Вообще в первый раз на исповеди.
– В чём грешна?
– Да во всём, – отвечаю.
А он «улыбающимся» голосом говорит:
– Священника убивала? Церковь поджигала?
– Нет, – отзываюсь я.
– Ну вот, видишь, а ты говоришь – во всём. Значит не во всём…
И начал вопросы задавать, да такие, что меня как прорвало. Я стала каяться: говорила, говорила, и казалось, что нахожусь уже не здесь – не на земле. Долго меня исповедовал батюшка, а потом спрашивает:
– Ты завтра утром на Причастие сможешь прийти?
Я тогда не понимала, что такое Таинство Евхаристии, какая в нём благодать от Господа подаётся, и ответила, что не могу, потому что уезжаю. А ведь не совсем уезжать собиралась – к Татьяне (новой моей знакомой) в гости. Тогда иеромонах велел мне подождать, вынес чашу со Святыми Дарами и причастил.
Я совершенно не понимала, что со мной произошло. Вышла из церкви, заходящее солнце пылает, стою у могилы Пушкина, ем просфору, которую дал мне священник, плачу и понимаю, что я – совсем новый человек, абсолютно другой… так далеко от себя прежней. Вошла в храм неверующим человеком, а вышла верующим. Жизнь моя переменилась.
Вернувшись от Татьяны, дома, у хозяйки, я обнаружила записку. Попутчица из поезда и её сестра искали меня, чтобы взять к себе. И вот (как сейчас понимаю), по Промыслу Божию, уверовав, сразу оказалась в доме православной христианки, но вошла туда уже обращённой. Я впервые увидела быт человека, живущего верой. Для меня это было ново. Любое дело делалось с молитвой. И за стол мы садились, и спать ложились, и вставали с молитвой. А я ведь совсем молиться не умела.
Оказалось, что Элеонора Фёдоровна Лобанова, в крещении Елена – учёный, пушкинист, автор многих книг и статей, посвящённых поэту, работает в Пушкинском Центре заведующей методологическим отделом.
Елена учила меня утренним и вечерним молитвам, правильному пониманию каких-то вещей. Порой она была очень строгой. Я ведь привыкла сама всех за собой вести, быть лидером, а Елена довольно жёстко меня осаживала со всеми моими эзотерико-астрологическими заблуждениями, смиряла. Мне было очень трудно, но я понимала, что это необходимо. Вот так по милости Божией у меня появился друг, сестра во Христе, духовный наставник.
Я поняла, что больше жить без церкви не смогу и решила переехать из Нюрбы туда, где есть храм. Но Елена предупредила, что теперь любое важное дело мне должно делать только по благословению священника. Причём этому благословению нужно следовать, каким бы неприятным или странным оно не показалось. Или не надо его брать.
Вернувшись в Москву, я ходила в разные храмы, но никак не могла подойти за благословением, то робость мешала, то оказывалось, что батюшке некогда, то выяснялось, что это не священник, а монах или диакон (их тогда не умела различать), и я решила снова поехать в монастырь – там спокойнее, и можно с батюшкой поговорить.
Приехала в г. Серпухов, в Высоцкий монастырь, тот самый, где находится чудотворная икона Божией Матери «Неупиваемая чаша». Пожила там немного, но чувствовала себя не очень уютно среди паломниц-«профессионалок», да и к священнику опять подойти никак не могла. Решила уже уезжать: значит, думаю, нет Божией воли.
Собралась, села во дворе на скамеечке, тихо так, хорошо, и выходить за стены монастыря совсем не хочется: там как будто совсем другой мир – суетный, жестокий, потерявший смысл, а тут – чистый, спокойный, благодать разлита в воздухе. Стена монастырская – будто граница между землёй и Небом. Вдруг вижу, женщина с каким-то священнослужителем разговаривает и называет его «отец Сергий». Я подошла и прошу:
– Благословите меня, батюшка, на переезд в другой город.
Он вместо того, чтобы дать мне благословение, как я думала, спрашивает:
– Откуда и куда?
– Из Сибири в Среднюю полосу России, – отвечаю.
Он продолжает:
– Откуда в Сибири?
– Из Якутии.
– Откуда в Якутии?
Я изумилась – обычно спрашивают: «Где это – Якутия?»
– Из Нюрбы, – говорю.
А он мне заявляет:
– Не благословляю.
– Ну, как же, – удивляюсь, – там ведь даже храма нет, как мне жить?
– Как же нет – есть храм в Мирном, община в Вилюйске, в Якутске храмы… Живи там, где тебя Бог поставил, до особого богоизъявления.
Поговорили мы с ним ещё. Оказалось, что отец Сергий приезжал в Якутию с миссией и был в Нюрбе. Представляете, просто чудо – такой Промысл Божий – почему и как я именно к нему попала?!
Вернулась в Нюрбу, но стала чувствовать, что уже просто жить не могу вне открывшегося мне православного мира. А Елена предупредила: «Если ты хочешь быть православной, то должна искать духовного отца, духовного окормления – иначе заблудишься». Поняв, что это правда, написала отцу Сергию. Он мне не ответил.
И я впала, было, в уныние, но вдруг по радио услышала выступление тогдашнего президента Якутии М.Е. Николаева, в котором он сказал, что нашему епископу дали сан архиепископа. Тут только и опомнилась: чего же я мучаюсь – у нас же своя епархия. Написала письмо Высокопреосвященнейшему Герману и с оказией в субботу его передала. А в понедельник владыка мне уже позвонил. Он представился, и я от неожиданности лишилась дара речи. Постепенно он помог мне разговориться и пообещал, что без духовного окормления нас не оставит.
– И всё же, что меняется в жизни человека, уверовавшего в Бога? Церкви нет – ходить некуда, общины нет – молиться не с кем…
– Всё меняется. Даже отношение к смерти. Я потеряла всех своих близких, но они живы для меня: и мать, и муж, и сын, который умер в 1999 году. Ему было 35 лет. На 40 дней я не стала делать поминок – один грех, думаю, лучше помолюсь, закажу панихиду, и поехала в Мирный, в церковь.
А Великим постом владыка Герман прислал к нам отца Александра, и мы создали свою общину во имя святителя Николая Чудотворца.
– Кто в неё вошёл? Откуда она появилась, ведь ничего же не было?
– Кто-то пошёл за мной из эзотерического кружка, кто-то крестился раньше и давно искал духовного общения.
– Большая у вас община?
– Нет, не скажу, что большая. Крещёных-то человек 500-700, в основном это выходцы из Украины, но они к нам не ходят, не принимают православия без священника и храма.
– Наши священники говорят: многие приезжие не понимают, что быть христианином – это не по праздникам службы посещать, это значит – Христом жить, заповедями Его, молитвой к Нему. А местное население тянется к живой вере. У него нет обрядоверия, ритуальности. Люди честно хотят измениться, переменить свою духовную сущность. И всё же, как вы без храма живёте, где для молитвы собираетесь?
– Молимся меня в квартире. Власти говорят: зачем вам помещение выделять, скоро храм хороший построим. Когда это будет, мы не знаем. Наверное, просто община не готова к тому, чтобы на свои плечи церковное хозяйство взять, вот Господь и не попускает строительство начинать.
– Интересно, куда легче было людей за собой вести – ко Христу, вслед за апостолами и святыми или к дьяволу вслед за Рерихами, Блаватской и т.д.?
– Когда мы только создавали общину, отец Александр нас предупредил: «Вот теперь ждите искушений. Сейчас начнутся всякие распри и недоразумения». Я так удивилась: «Что нам делить?» Но батюшка оказался прав. Почему? Мы вступили на путь очищения, а освободиться от греха можно только скорбями.
И потом, когда человек ко Христу идёт, дух нечистый ему всячески мешает, когда в противоположном направлении – помогает. С другой стороны, где бывают распри, нестроения? В семье. Наверное, верующие настолько сблизились духовно, что стали семьёй единой. Если бы мы только на молитву вместе собирались, то этого бы не было.
– У вас, значит, кроме молитвенного общения ещё что-то происходит?
– Каждое воскресенье и в праздники у нас служба. Сначала мы читаем жития святых или Евангелие о праздниках, которые будут на неделе. Потом – часы (особо подобранные псалмы и молитвы, посвящённые спасительным страстям Христовым), а к ним присовокупляем тропари, кондаки и молитвы тем святым, о которых читали до службы. Когда мы не просто молимся праведникам, а о жизни их прежде узнаём, они становятся нам близкими. В Церковь легче входить через жития святых. Мы и вероучительные вопросы обсуждаем. У нас хорошая библиотека подобралась. Монахи и священники Святогорского монастыря книги присылают.
– Ваша связь с этой обителью не прервалась?
– Нет. Святогорские и многие другие монахи и священники молятся о нашей общине. Так что, даст Бог, все трудности переживём. И храм будет.
Беседовала Ирина ДМИТРИЕВА
[1] Сейчас она – монахиня Гавриила, живёт в Пушкинских Горах, и несёт послушание в том самом монастыре, в котором когда-то нашла свою дорогу к храму. А община, ею созданная, продолжает молиться в построенном новом храме.