«Дети любят анекдоты…» Ну какая другая учительница словесности позволила бы себе начать разговор с подобной фразы. О, если бы у меня была такая… Я бы, наверное, стала настоящим поэтом или научилась по-настоящему любить стихи. Не только потому, что Инна Кабыш – большой поэт, но ещё и потому, что она умеет учить, иными словами: умеет делиться своей любовью.
Стихи Инны Кабыш хорошо знакомы любителям поэзии по публикациям в журналах «Новый мир», «Знамя», «Юность», «Дружба народов», «Арион». В 1996 году за книгу «Личные трудности» она была удостоена Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (Гамбург).
Поэт-педагог говорит: «Для меня каждый урок – стихотворение». А для нас каждое её стихотворение – урок… жизни.
А ещё Инна Кабыш пишет и публикует в «Литературной газете» замечательные эссе на разные темы, тем не менее, всегда связанные с детьми и литературой. Так выходит, потому что все темы так или иначе связаны с детьми и литературой. Её эссе я бы порекомендовала прочесть всем педагогам и вообще всем. Сегодня мы познакомим вас с одним из них, опубликованным в ЛГ №1, 15-21 января 2003 г. и со стихами.
Мужской род, единственное число…
Дети любят “анекдоты” из жизни учёных: Ньютону упало на голову яблоко – и он открыл закон всемирного тяготения.
Пропп купил в лавке букиниста сборник русских народных сказок и открыл, что все волшебные сказки состоят из одних и тех же элементов, “функций”.
Я не перечисляю их пятиклассникам, а предлагаю найти самим:
– Жили старичок со старушкою, у них была дочка да сынок маленький…
– Вот поженились царевичи: старший – на боярышне, средний – на купеческой дочери, а Иван Царевич на лягуше-квакуше…
– Сел Иван Царевич на Серого Волка верхом и поскакал… – я делаю паузу. – Каким словом можно обозначить общее начало всех волшебных сказок, когда у героев “всё хорошо”?
– Мир и покой.
– Совет да любовь.
– Взаимопонимание… – предлагают дети.
У Проппа эта часть сказок называется “научно”: “начальная ситуация” – мы в конце концов выбираем “гармония”.
– Что нужно, чтобы её сохранить? – спрашиваю я.
– Не оставлять братца одного.
– Не жечь лягушечью кожу.
– Не трогать клетку жар-птицы… – бойко отвечают дети.
– Как назвать это одним словом?
– “Нельзя”.
– “Не надо”.
– “Запрещаю”… – перебивают друг друга мои ученики.
“Запрет”, – пишу я на доске.
…И так, шаг за шагом, точнее, слово за слово, от частного, конкретного, от яблонь, речек, печек, сундуков, уток, яиц, жар-птиц и уздечек, мы двигаемся к общему, абстрактному:
– нарушение запрета,
– беда,
– поиск утраченного,
– чудесный помощник,
– место встречи,
– бегство,
– погоня,
– спасение.
В.Я. Пропп в своей книге “Морфология сказки” выделил 31 общий элемент волшебной сказки, Джанни Родари в “Грамматике фантазии” свёл их к 20, мы – в школьных тетрадках – к 10, к той “игле”, которая остаётся от “яйца” и “сундука”.
И тогда я спрашиваю:
– А зачем нам это нужно?
Дети недоумевают: им так весело было работать, они такой стог сена перекопали в поисках “иголки”, и вдруг – “зачем”.
Но я продолжаю:
– Все сказки “снаружи” разные, а “внутри” одинаковые. “Внутри” они все об одном. Точнее, одно. “Сказка – ложь, да в ней намёк”, – сказал поэт.
Очевидно, “ложь” – это то, что снаружи, а “намёк” – что внутри. Так что же там внутри? Какой намёк?
Дети, понятное дело, молчат.
И я говорю:
– Вот послушайте…
Жил-был некто спокойно и счастливо. Всего у него было вдоволь. Всё ему было можно. Всё, кроме одного. Но вот это-то одно он и совершает. И в миг кончается его счастливая жизнь – у него отнимается что-то самое ценное. Он хочет найти утраченное, вернуть былое счастье, но сам сделать это не в силах. И тут ему на помощь приходит некто более могущественный, чем он.
Благодаря своему чудесному помощнику герой возвращает утраченное и, более того, возвращает с избытком… – Я перевожу дыхание. – Вот этот “намёк”, который находится внутри всех сказок, как самая маленькая матрёшка внутри своих многочисленных пёстрых сестёр. Что же это за “сказка сказок”?
Я обвожу взглядом притихших детей и жду: я всегда надеюсь, что найдется хоть один…
И он находится.
Максим обхватывает голову руками, как если бы на него упало яблоко, и говорит шёпотом:
– Да это же Библия!.. История грехопадения и спасения человека…
Он потрясён своим открытием.
Мальчишки жмут ему руки, девочки улыбаются…
…А я думаю о том, что он вырастет и напишет книгу “Онтологические корни волшебной сказки”.
Всё-таки наука – дело мужское…
***
В моей бестрепетной Отчизне,
как труп, разъятой на куски,
стихи спасли меня от жизни,
от русской водки и тоски.
Как беженку из ближней дали,
меня пустивши на постой,
стихи мне отчим домом стали,
колодцем, крышею, звездой…
Как кесарево – тем, кто в силе,
как Богово – наоборот,
стихи,
не заменив России,
мне дали этот свет – и тот.
***
Я знала, если баррикады
и рухнут, я не упаду –
я буду жить во тьме распада
и сыновей рожать в аду.
Я буду жить при несвободе,
при страхе сделать лишний вдох,
при том царе и том народе,
каких даст Бог.
***
А женщине чего бояться?
Она не царь и не народ.
Ей Пасхи ждать и красить яйца
и не загадывать вперед.
Где страх уста мужчине свяжет,
где соблазнит мужчину бес,
там женщина придёт и скажет
Тиберию: “Христос воскрес!”
Инна КАБЫШ